– Итак, я говорила, что мне грозит смерть. Мнезвонят с угрозами, оскорбляют меня, твердят, что я представляю опасность длявсего мира, что хочу установить на земле царство сатаны, а они этого недопустят…

– Ты обращалась в полицию?

Я намеренно не спросил про ее «друга» изСкотланд-Ярда, показывая тем самым, что ни на миг не поверил в егосуществование.

– Обращалась. Они отследили звонки: все былисделаны из автоматов. Сказали, чтоб не беспокоилась, они установили за домомнаблюдение. Одного из звонивших удалось задержать – у него не все дома, считаетсебя во­площением одного из апостолов и намерен «бороться, чтобы Христа неизгнали снова». Сейчас он лежит в психиатрической больнице… В полиции сказали –уже не в первый раз, он звонил и другим с теми бредовыми речами. -

– Наша полиция, если захочет, может быть навысоте. По-моему, тебе и в самом деле не о чем беспокоиться.

– Я не боюсь смерти. Если мне суждено умеретьсегодня, я унесу с собой такие минуты, которые человеку в моем возрасте простоне дано испытать и пережить. Меня пугает другое, и потому-то я и попросила тебязаписать наш разговор. Я боюсь стать убийцей.

– Что?

– Ты ведь знаешь: подано несколько исков олишении меня родительских прав. У меня хотят отнять Виореля. Я просила помощи удрузей, но пока ничего нельзя сделать: надо ждать решения суда. Тут все зависитот судьи, но знающие люди не исключают того, что эти фанатики могут добитьсясвоего. И потому я купила пистолет.

Я на своей шкуре испытала, что такое, когдаребенка лишают матери. Так что, как только сюда явится первый судебныйисполнитель, я буду стрелять. Пока патроны не кончатся. А кончатся – возьмукухонный нож! Выбьют – буду защищаться зубами и ногтями! Но Виореля они заберуттолько через мой труп. Пишется?

– Да. Но ведь есть способы…

– Нет никаких способов. Мой отец присутствуетна процессе. Он говорит, что в соответствии с семейным правом решение можетбыть неблагоприятным… Мало что можно сделать… Выключи запись.

– Это – твое завещание?

Она не ответила. Я ничего не предпринимал, иона взяла инициативу на себя. Подошла к проигрывателю, поставила диск с тойсамой «музыкой степей», которую я уже успел выучить почти наизусть. Потомначала танцевать – так же, как на ритуалах, упорно противореча ритму и такту, ия знал, зачем она это делает. Ее диктофон продолжал записывать, превратившись вбезмолвного свидетеля всего происходящего здесь. Тускнеющий предвечерний светпроникал сквозь неплотно задернутые шторы, но Афина погружалась в поиски иного света,который был здесь со дня сотворения мира.

Но вот искорка Великой Матери прервала танец,остановила музыку, обхватила голову руками и замерла. Потом вскинула на меняглаза.

– Ты знаешь, кто перед тобой? Или нет?

– Знаю. Афина и ее божественная часть –Айя-София.

– Я привыкла делать это. Не думаю, чтобы этобыло так уж необходимо, но я открыла способ встречать ее, а потом это сделалосьв моей жизни традицией. Ты знаешь, с кем разговариваешь сейчас – с Афиной. А я– Айя-София.

– Знаю, – повторил я. – Когда я танцевал вовторой раз у тебя дома, я открыл имя духа, ведущего меня: Филемон. Но я неслишком часто беседую с ним и слушаю, что он говорит мне. Но знаю, что, когдаон обнаруживает свое присутствие, мне кажется, будто наши души наконец-то встретились.

– Вот именно. И Филемон с Айя-Софией сегоднябудут говорить о любви.

– Тогда и я должен танцевать…

– Не нужно. Филемон и так поймет меня, ибо явижу, что он затронут моим танцем. Человек, стоящий передо мной, страдает из-затого, что считает недостижимым, – из-за моей любви.

Но человек, который пребывает за пределамитебя, сознает: страдание, томления, ощущение оставленности – все это никому ненужные ребячества. Я люблю тебя. Но не так, как хочет этого твоя человеческаяипостась, а так, как пожелала божественная искра. Мы живем с тобой в одномшатре, поставленном на нашем пути Ею. И там поймем, что мы не рабы нашихчувств, но их владыки.

Мы служим и принимаем служение, мы открываемдвери наших домов и заключаем друг друга в объятия. Быть может, мы целуемся –ибо все, что насыщенно и полно проживается на земле, обретает свое соответствиев незримом. И ты знаешь, что, говоря это, я не провоцирую тебя и не играютвоими чувствами.

– Тогда что же такое любовь?

– Душа, кровь, плоть Великой Матери. Я люблютебя с той же силой, с какой любят друг друга изгнанные души, встретившись впустыне. Между нами никогда не будет никакого физического контакта, но страстьне бывает бесполезной и любовь не будет отринута. Если Мать пробудила ее втвоем сердце – значит, пробудит и в моем. Невозможно, чтобы энергия любвипропала втуне, – она могущественнее всего на свете и проявляется во многом ипо-разному.

– Мне не хватает для этого силы. Этиабстракции угнетают меня и только усугубляют мое одиночество.

– И мне тоже. Мне нужно, чтобы кто-нибудь былрядом. Но однажды наши глаза откроются, и разные ипостаси Любви смогутпроявиться, и страдание исчезнет с лица земли.

Думаю, это уже не за горами. Многие из насвозвращаются из долгих странствий, где нас принуждали искать то, что нам неинтересно. Теперь мы осознаем – «то» было ложным. Но и возвращение наше неможет быть безболезненным, ибо слишком долго нас не было здесь и поневолесочтешь себя в родном краю чужестранцем.

Не сразу придет время, когда мы найдем друзей,которые тоже ушли когда-то, и место, где были наши корни, где спрятаны нашиклады. Но придет оно непременно.

Не знаю почему, но я почувствовал волнение. Ионо придало мне решимости.

– Хочу говорить о любви.

– Мы и говорим о любви. Это всегда было цельювсех моих поисков в жизни – добиться, чтобы любовь проявлялась во мнебеспрепятственно, чтобы заполняла мои пробелы, чтобы заставляла меня танцевать,улыбаться, сознавать смысл жизни, оберегать моего сына, входить в контакт снебесами, с мужчинами и женщинами, со всеми, кто встречается мне на пути.

Прежде я пыталась обуздывать свои чувства,говоря: «Этот заслуживает моей нежности, а этот – нет»… Что-то в таком роде.Так шло до тех пор, пока я не поняла свой удел, увидев, что могу потерять самоедорогое.

– Сына.