— Для этого у меня тоже есть план.

— Мне не нравится ни один из ваших планов,Дарби. Те головорезы дышат вам в затылок, а теперь вы втягиваете в дело и меня.Это не то, чего я хотел. Гораздо безопаснее поступить так, как предлагаю я.Безопаснее и для вас, и для меня.

— Так вы будете на месте в полдень или нет?

Он стоял у кровати и говорил, закрыв глаза.

— Да. Я буду там. Остается только надеяться,что вам все это удастся.

— Какой у вас рост?

— Сто семьдесят пять сантиметров.

— Сколько вы весите?

— Я боялся этого вопроса. Обычно я говорюнеправду, знаете ли. Девяносто килограммов, но я собираюсь сбросить. Я клянусь.

— Увидимся завтра, Гэвин.

— Надеюсь, что увижу вас, дорогая.

Она отключилась. Он бросил трубку.

— Стерва! — прокричал он в стену. — Стерва!

Потоптавшись у кровати, он прошел в ванную,закрыл дверь и включил душ.

Проругав ее под душем еще минут десять, онвыключил воду и вытерся. Весил он, скорее, под сто килограммов, которые делалиего стосемидесятидвухсантиметровую фигуру довольно неприглядной. На нее былобольно смотреть. Вот так, собрался встретиться с этой шикарной женщиной,которая неожиданно доверила ему свою жизнь, а сам был такой квашней.

Он открыл дверь. В комнате было темно. Темно?Он же оставил свет включенным. «Какого дьявола?» И направился к выключателю ушкафа.

Первый удар перебил ему гортань. Это былумелый удар, нанесенный откуда-то сбоку, от стены. Он замычал от боли и припална одно колено, что облегчало нанесение второго удара, который напоминалпадение топора на толстое бревно. Он был подобен каменной глыбе, ударившей подоснование черепа и лишившей Гэвина жизни.

Камель включил свет и посмотрел на жалкуюголую фигуру, замершую на полу. Он был не из тех, кто любуется своей работой.Не желая оставлять следов на ковре, Камель взвалил увесистый труп на плечи иперенес на кровать. Работая быстро и без лишних движений, включил телевизор наполную мощность, расстегнул молнию на сумке, достал дешевый пистолет 25-гокалибра и точно приложил его к правому виску покойного Гэвина Вереека. Накрылпистолет и голову двумя подушками и нажал на спусковой крючок. Теперь решающаядеталь: взял одну подушку и положил под голову, сбросил вторую на пол итщательно вложил пистолет в правую руку, отведя ее от головы на тридцатьсантиметров.

Достав из-под кровати записывающее устройство,он протянул телефонный провод до самой стены. Нажал на кнопку, подождал иуслышал голос Дарби. Выключил телевизор.

Всякий раз работа выполнялась по-разному.Однажды в Мехико он выискивал свою жертву три недели, а нашел ее в постели сдвумя проститутками. Это была глупая ошибка, и за время его карьерыпротивоположная сторона не раз помогала ему своими глупыми ошибками. Этотпарень тоже допустил глупую ошибку, когда начал шнырять по округе, болтая своимязыком и раздавая карточки с номером своей комнаты. Он сунул свой нос в мирвысшей лиги убийств, и посмотрите теперь на него.

С ничтожным шансом на успех копы в течениенескольких минут осмотрят эту комнату и объявят этот случай еще однимсамоубийством. Они выполнят положенные процедуры и зададут себе пару вопросов,на которые не смогут ответить, ну и что? Такие вопросы есть всегда. Посколькуон был в ФБР важным адвокатом, вскрытие проведут примерно через день, и,очевидно, ко вторнику эксперт неожиданно обнаружит, что это не самоубийство.

Ко вторнику девица будет уже мертвой, а онокажется в Манагуа.

Его обычные официальные источники в Белом домене располагали какими бы то ни было сведениями, относящимися к делу опеликанах. Серж никогда не слышал о нем. Зондирующие телефонные звонки в ФБРничего не дали. Приятель в министерстве юстиции сказал, что не слышал дажеупоминания о подобном деле. Он копал весь уик-энд, но так ничего и необнаружил. Рассказ о Каллагане подтвердился после того, как он нашел экземплярновоорлеанской газеты. Когда в понедельник в отделе новостей раздался еезвонок, ничего нового у него не было. Но наконец-то она позвонила.

Пеликан сказала, что звонит изтелефона-автомата, поэтому просит не беспокоиться.

— Я все еще копаю, — сказал он. — Если такоедело существует, то оно очень тщательно скрывается.

— Я уверяю вас, что оно существует, и мнепонятно, почему оно скрывается.

— Уверен, что вы можете рассказать мне больше.

— Намного больше. Это дело чуть не убило менявчера, поэтому я, наверное, буду готова заговорить раньше, чем думала. Мне надоизлить душу, пока я жива.

— Кто пытается убить вас?

— Те же, кто убил Розенберга и Джейнсена, атакже Томаса Каллагана.

— Вам известны их имена?

— Нет, но я видела по крайней мере четырех изних начиная со среды. Они рыщут здесь, в Новом Орлеане, надеясь, что я сделаюкакую-нибудь глупость и они смогут меня убить.

— Скольким людям известно дело о пеликанах?

— Хороший вопрос. Каллаган передал его в ФБР,и я думаю, что оттуда оно попало в Белый дом, где, очевидно, вызвало переполох,а куда дальше пошло — одному Богу известно. Через два дня после того, какКаллаган передал его в ФБР, он был мертв. Я, конечно же, должна была погибнутьвместе с ним.

— Вы были вместе?

— Я была рядом, но недостаточно близко.

— Значит, вы — та неустановленная женщина,которую видели на месте происшествия?

— Да, так преподнесли меня газеты.

— Тогда полиции известно ваше имя?

— Мое имя Дарби Шоу. Я студентка второго курсаюридического факультета Тулейна. Томас Каллаган был моим профессором илюбовником. Я написала записку о деле, передала ему, а все остальное вамизвестно. Вы меня слушаете?

Грантэм торопливо записывал.

— Да. Я слушаю.

— Я устала от Французского квартала и планируюсегодня уехать. Завтра я откуда-нибудь позвоню. Вы имеете доступ к отчетам опрезидентских предвыборных кампаниях?

— Это открытая информация.

— Я знаю. Но как быстро вы можете получитьсведения?

— Какие сведения?