В четырех кварталах отсюда Флетчер Коулрасхаживал перед столом президента и внимательно прислушивался к голосу втелефонной трубке. Он нахмурился, потом закрыл глаза, затем уставился напрезидента, как бы говоря: «Плохие новости, шеф. Действительно плохие новости».Президент держал письмо и смотрел на Коула поверх очков для чтения. То, чтоКоул расхаживал взад-вперед, не на шутку его раздражало. Про себя он подумал,что ему следует что-то сказать по этому поводу.

Коул с грохотом бросил телефонную трубку.

— Не швыряй чертов телефон! — сказалпрезидент.

— Извините. Это был Зикман. Тридцать минутназад ему звонил Грэй Грантэм и спрашивал, знает ли он что-нибудь о деле опеликанах.

— Чудесно. Фантастика. Как у него моглаоказаться копия дела?

Коул продолжал расхаживать.

— Зикман ничего о нем не знает, поэтому егоневедение было подлинным.

— Его неведение всегда подлинное. В моем штабенет более тупого осла, чем он, Флетчер, и я хочу, чтобы его вообще не стало.

— Как пожелаете. — Коул сел в кресло напротивстола и молитвенно сложил руки перед лицом. Он находился в глубокойзадумчивости, и президент пытался не обращать на него внимания. Некоторое времякаждый думал о своем.

— Опять у Войлза утечка? — наконец спросилпрезидент.

— Возможно, если это вообще утечка. Известно,что Грантэм любит блефовать. Мы не можем быть уверены в том, что он видел дело.Возможно, он просто слышал о нем, а теперь закидывает удочки.

— Возможно. Что, если они тиснут какую-нибудьсумасшедшую статейку об этой дьявольской штучке? Что тогда? — Президент гневнохлопнул по столу и вскочил на ноги. — Что тогда, Флетчер? Эта газета ненавидитменя! — Он уныло побрел к окнам.

— Они не могут опубликовать ее, не имеяподтверждения из другого источника, а другого источника не может быть, потомучто все это неправда. Эта дикая идея пошла дальше того, что она заслуживает.

Президент еще какое-то время продолжалсмотреть в окно.

— Как Грантэм узнал об этом?

Коул встал и начал ходить, но уже гораздоспокойнее.

— Кто знает. Здесь об этом не знает никто,кроме вас и меня. Они принесли один экземпляр, и он лежит запертым в моемкабинете. Я лично снял с него одну ксерокопию и передал ее Глински, от которогопотребовал держать все в секрете.

Президент криво усмехнулся, глядя в окно.

Коул продолжал:

— О’кей, вы правы. К настоящему времени тамможет уже существовать тысяча копий. Но они безвредны, конечно, если наш другна самом деле не совершал этих грязных поступков, но если…

— Тогда мой зад будет поджарен на сковородке.

— Да, я бы сказал, наши зады будут поджарены.

— Сколько денег мы взяли?

— Миллионы, прямо и косвенно. — Законно инезаконно, но президент мало знал об этих сделках, а Коул предпочитал нераспространяться.

Президент медленно прошел к дивану.

— Почему бы тебе не позвонить Грантэму и неузнать, что у него на уме и что ему известно? Если он блефует, это станет ясно.Как ты думаешь?

— Я не знаю.

— Ты же с ним раньше разговаривал, не так ли?Грантэма знают все.

Теперь Коул расхаживал за диваном.

— Да, я разговаривал с ним. Но если я ни стого ни с сего позвоню сейчас, он что-то заподозрит.

— Да, думаю, ты прав. — Президент ходил содной стороны дивана, а Коул с другой.

— Как могут развиваться события дальше? —спросил наконец президент.

— Наш друг может быть замешан. Вы велелиВойлзу прекратить вести расследование вокруг него. Но он может быть разоблаченпрессой. Войлз в этом случае прикрывает свой зад и говорит, что вы приказалиему заниматься другими подозреваемыми и игнорировать нашего друга. «Пост»набрасывается на нас с бешеными обвинениями в очередном сокрытии преступления.И мы можем забыть о переизбрании.

— Что-нибудь еще?

Коул на секунду задумался.

— Да, все это взято с потолка. Дело — чистаяфантазия. Грантэм не найдет ничего, а я опаздываю на заседание штаба. — Оннаправился к двери.

— Во время ленча у меня партия в сквош.Возвращайся к часу.

Когда за ним закрылась дверь, президент соблегчением вздохнул. На вторую половину дня у него намечено восемнадцатьлунок, поэтому надо забыть об этой пеликаньей истории. Если уж Коул не былобеспокоен, то ему тоже не стоит переживать.

Он набрал номер, подождал и наконец услышал втрубке голос Боба Глински. Директор ЦРУ играл в гольф ужасно и был одним изнемногих, с кем президент мог легко разделаться, поэтому он оказалсяприглашенным на игру во второй половине дня.

— Конечно, — ответил Глински, по горло занятыйделами. — Я с удовольствием присоединюсь.

Отказать президенту он не мог.

— Кстати, Боб, как насчет этого пеликаньегодела в Новом Орлеане?

Глински прочистил горло и постарался сохранитьневозмутимый тон.

— Ну что же, шеф, как я сказал Флетчеру Коулув пятницу, это плод игры богатого и тонкого воображения. Я думаю, что егоавтору надо забросить юридический колледж и начать писать романы. Ха-ха-ха.

— Здорово, Боб. Значит, в нем ничего нет?

— Мы копаем.

— Увидимся в три. — Президент положил трубку ибросился к своей клюшке.

«Риверуолк» тянется на четверть мили вдольреки и всегда переполнен посетителями. На нескольких его этажах теснятсямагазины, кафе и рестораны, большинство из которых находится под общей крышей,а некоторые имеют выходы прямо на набережную реки. Он располагается в началеПойдрас-стрит, откуда рукой подать до Французского квартала.

Она пришла в одиннадцать и потягивалаэкспресс-кофе в глубине маленького бистро, пытаясь при этом читать газету иказаться спокойной.

Магазин одежды «Френчменз бенд» находилсяэтажом ниже, за углом. Дарби нервничала, и кофе не помогал унять предательскуюдрожь.