– Итак, я вижу, – медленно сказал Геральт,доказывая, что прекрасно все понял, – Совет Чародеев тоже интересуетсямоей подопечной. Чародеи желают знать, где моя подопечная пребывает. И хотятдобраться до нее прежде, чем это сделает Визимир либо кто-нибудь другой.Почему, Филиппа? Что такое есть в моей подопечной? Чем она вызвала такойинтерес?

Глаза чародейки сузились.

– Ты не знаешь? – прошипела она. – Ты такмало знаешь о своей подопечной? Не хотелось бы делать опрометчивых выводов, ноподобное неведение, похоже, указывает на то, что как опекун ты гроша ломаногоне стоишь. Воистину меня удивляет, как, будучи настолько незнающим и плохоинформированным, ты решился на опеку. Мало того, решился лишить права на опекудругих, тех, у кого имеется и соответствующая квалификация, и право. И при этомты еще спрашиваешь – почему. Гляди, Геральт, как бы невежество тебя непогубило. Берегись. И береги этого ребенка, черт побери! Береги девочку какзеницу ока. А если сам не в силах, попроси других!

Какое-то время Лютик думал, что ведьмак напомнит о роли,которую взяла на себя Йеннифэр. Он ничем не рисковал, зато выбил бы из рукФилиппы аргументы. Но Геральт молчал. Поэт догадался о причинах. Филиппа зналаобо всем. Филиппа предупредила. И ведьмак понял предупреждение.

Лютик сосредоточился на наблюдении за глазами и лицами,раздумывая, не связывало ли их что-либо в прошлом. Лютик знал, что подобные,доказывающие взаимное влечение словесные поединки, которые вел порою ведьмак счародейками, очень часто оканчивались в постели. Но наблюдение, как обычно,ничего не дало. Для того чтобы узнать, связывает ли ведьмака с кем-либочто-либо, существовал только один-единственный способ: в соответствующий моментвлезть в соответствующее окно.

– Опекать, – помолчав, проговорилачародейка, – значит принять на себя ответственность за безопасностьсущества, не способного самостоятельно обеспечить свою безопасность. Если тыпоставишь под угрозу свою подопечную… Если с ней приключится несчастье,ответственность падет на тебя, Геральт. Только на тебя.

– Знаю.

– Боюсь, ты все еще мало знаешь.

– Ну так просвети меня. Чего ради столько персон вдругвознамерились снять с меня груз ответственности, пожелали принять на себя моиобязанности и взять под покровительство мою воспитанницу? Чего хочет от ЦириСовет Чародеев? Чего хочет от нее некий Риенс, который в Соддене и Темерии ужеприкончил троих, два года назад контактировавших со мной и с девочкой? Которыйчуть было не убил Лютика, пытаясь добыть от него сведения о ней? Кто он – этотРиенс, Филиппа?

– Не знаю, – сказала чародейка. – Не знаю,кто такой Риенс. Но, как и ты, очень хотела бы узнать.

– А у этого Риенса, – неожиданно проговорилаШани, – нет ли, случайно, на лице шрама после ожога третьей степени? Еслида, то я знаю, кто он. И знаю, где он.

В наступившей тишине стало слышно, как за окном поводосточному желобу застучали первые капли дождя.

Убийство – всегда убийство, независимо от мотивов иобстоятельств. Посему те, кто убивает либо подготавливает убийство, сутьпреступники и разбойники, невзирая на то, кто они: короли, князья, маршалы илисудьи. Никто из задумавших и совершивших насилие не может считаться лучшеобыкновенного преступника. Ибо любое насилие по природе своей неизбежно ведет кпреступлению.

Никодемус де Боот. «Размышления о жизни, счастье иблагополучии»

– Не надо совершать ошибки, – сказал корольРедании Визимир, запуская унизанные перстнями пальцы в волосы на виске. –Мы не имеем права на просчет или ошибку.

Собравшиеся молчали. Демавенд, повелитель Аэдирна, сидел,развалившись в кресле и вперившись в кубок с пивом, стоящий у него на животе.Фольтест, король Темерии, Понтара, Махакама и Соддена, а с недавних пор исеньор-протектор Бругге, демонстрировал всем свой благородный профиль,отвернувшись к окну. На противоположной стороне стола сидел Хенсельт, корольКаэдвена, и водил по участникам совещания маленькими проницательными глазками,горевшими на бородатой, типично разбойничьей физиономии. Мэва, королева Лирии,задумчиво перебирала огромные рубины ожерелья, время от временимногозначительно кривя красивые полные губы.

– Не надо совершать ошибки, – повторилВизимир. – Ибо ошибка может обойтись нам слишком дорого. Воспользуемсячужим опытом. Когда пятьсот лет назад наши предки высадились на пляжах, эльфытоже прятали головы в песок. Мы выдирали у них страну по клочкам, а ониотступали, все время считая, что вот она, последняя граница, и дальше мы непойдем. Будем умнее! Ибо теперь пришел наш черед. Теперь мы – эльфы. Нильфгаардстоит на Яруге, а я здесь слышу: «Ну и пусть стоит». Слышу: «Дальше они непойдут». Но они пойдут. Повторяю, не надо повторять ошибку, которую совершилиэльфы!

По оконным стеклам снова задробили капли дождя. Завыл ветер.Королева Мэва подняла голову. Ей показалось, что она слышит карканье воронья.Но это был всего лишь ветер. Ветер и дождь.

– Не сравнивай нас с эльфами, – сказал Хенсельт изКаэдвена. – Таким сравнением ты унижаешь нас. Эльфы не умели воевать,отступали перед нашими предками, прятались в горах и лесах. Эльфы отдали нашимпредкам Содден. А мы показали нильфгаардцам, что значит драться с нами. Непугай нас Нильфгаардом, Визимир, не занимайся пустой пропагандой. Говоришь,Нильфгаард стоит на Яруге? А я говорю, нильфгаардцы сидят за рекой и нос боятсявысунуть! Ибо под Содденом мы перебили им хребет! Сломили их в военном, ноглавное – в моральном отношении. Не знаю, правда ли, что Эмгыр вар Эмрейсвозражал тогда против агрессии такого масштаба и нападение на Цинтру было деломрук какой-то враждебной ему партии. Ручаюсь, если б тогда ему удалось наспобедить, он кричал бы «браво!», раздавал бы привилегии и поместья. Но послеСоддена вдруг оказалось, что он был против и всему виной своеволие егомаршалов. И полетели головы. Эшафоты залила кровь. Это точные сведения, никакиене слухи. Восемь показательных казней, гораздо больше – более скромных.Несколько на первый взгляд естественных, но тем не менее загадочных смертей,масса неожиданных отставок. Говорю вам: Эмгыр взбесился и практически уничтожилсобственные командирские кадры. Кто ж теперь поведет его армии? Сотники?