– Видишь ее? – спросил таксист.

Митч промолчал, еще больше наклонившись вперед и чутьизменившись в лице. Она появилась непонятно откуда и стояла уже у столика скарандашом и блокнотом в руках. Старший сказал что-то смешное, и толстяки застолом рассмеялись. Она же даже не улыбнулась, продолжая писать в блокноте.Выглядела она очень хрупкой и худенькой. А может, даже слишком худенькой. Ееформенный костюм – белый верх, черный низ – плотно облегал фигуру, подчеркиваялинии маленькой груди. Седые волосы высоко подобраны и спрятаны под белоснежнымберетом с надписью “Вафельный домик”. Ей был пятьдесят один год, и на такомрасстоянии ей вполне можно было дать этот возраст, но не больше. Выглядела онаочень изящно. Приняв заказ, она забрала у туристов меню, сказала что-товежливое, слегка улыбнулась им и исчезла. Потом вновь появилась, легко двигаясьмежду столиками, разливая кофе, подавая бутылочки с кетчупом и передавая заказына кухню.

Напряжение ушло, Митч расслабился. Счетчик продолжал мернотикать.

– Это она? – спросил его таксист.

– Да.

– Ну, и что теперь?

– Не знаю.

– Но мы же нашли ее, так?

Митч не спускал глаз с фигурки и молчал. Вот она налила кофесидящему в одиночестве мужчине. Он произнес какую-то фразу, она улыбнулась.Мягкой, изящной улыбкой. Улыбкой, которую он видел тысячи раз, уставясь втемноте в потолок. Улыбкой его матери.

Легкий туман начал опускаться на землю, едва слышнозашуршали дворники, каждые десять секунд убиравшие влагу с ветрового стекла.Была почти полночь. Рождество.

Водитель ерзал у себя на сиденье и нервно барабанил пальцамипо ободу руля. Он еще ниже сполз в кресле, начал вертеть ручку настройки,разыскивая какую-то мелодию.

– И долго мы будем здесь сидеть?

– Не долго.

– Ну и наказание!

– Тебе заплатят.

– Послушай, приятель, деньги это еще не все. СегодняРождество. У меня дома дети, родственники пришли, меня ждет индейка и вино, а ясижу здесь у этой “Вафельницы”, жду, пока ты насмотришься на эту уже пожилуюженщину.

– Это моя мать.

– Твоя кто?

– Ты меня слышал.

– Ну, приятель! Много я повидал на своем веку.

– Заткнись, а?

– О’кей. И ты не подойдешь поговорить с ней? Сегодня жеРождество, и ты нашел свою мамочку, тебе же нужно с ней встретиться, не так ли?

– Нет. Не сейчас.

Митч откинулся на спинку сиденья, посмотрел на темнеющийчерез дорогу пляж.

– Поехали.

На рассвете он натянул на себя джинсы и майку и, свистнувХерси, босиком отправился на прогулку по пляжу. Не спеша они продвигались навосток, туда, где над горизонтом растекалось оранжевое пятно нового дня. Волнылениво отползали метров на тридцать и так же неторопливо возвращались. Песокбыл прохладным и мокрым. Небо уже совершенно очистилось от облачности, и ввоздухе стоял неумолчный гомон переругивавшихся между собою чаек. Херсимужественно бросался за откатывающейся волной и со страхом улепетывал, когда к немуприближался новый вал пены. Бесконечная полоса – граница песка и воды –требовала от домашнего пса пробуждения его природных инстинктов, маниланепреодолимо. Он на добрую сотню метров опередил хозяина.

Мили через две они приблизились к пирсу, массивной бетоннойполосе, футов на двести уходящей от берега в океан. Херси, теперь ужесовершенно бесстрашный, бросился обнюхивать ведерко с наживкой, стоящее рядом сдвумя неподвижными мужчинами, неотрывно смотревшими на поверхность воды. Митч,следуя за ним, дошел до конца пирса, где около десятка рыбаков сидели и времяот времени переговаривались, наблюдая за поплавками. Пес прижался к ноге Митчаи застыл. Из-за волн появился край солнечного диска, и на многие мили впередводная гладь заблистала, на глазах меняя свой цвет с черного на зеленый.

Митч облокотился на металлические перила, подрагивая отпорывов холодного ветра. На шероховатой поверхности бетона босым ногам былонеуютно и зябко. По обе стороны от пирса вдоль берега тянулись отели и бунгало,тихие и мирные в ожидании дня. Пляж был пуст. Где-то вдалеке в воду уходил ещеодин бетонный язык.

Рыбаки обменивались фразами четкими и отрывистыми, как могутделать только жители северных штатов. Митч вслушивался в слова достаточнодолго, чтобы уяснить себе, что рыба не клевала. Взгляд его, ни на чем незадерживаясь, скользил по волнам. Повернув голову куда-то на юго-восток, ондумал о Кайманах и об Эбанксе. На мгновение в памяти всплыла девушка, но толькона мгновение. Он поедет на Кайманы еще раз в марте, в отпуск, вместе с женой. Кчерту тот случай. Конечно, он никогда больше не увидит ее. Он будет нырятьвместе с Эбанксом, они станут друзьями. Будут пить у него в баре “Хейникен” и“Ред Страйп” и говорить о Ходже и Козински. Он проследит за теми, кто следит заним. Теперь у него был сообщник – Эбби. Она поможет ему.

Мужчина стоял в темноте около “линкольна” и ждал. Нервнымдвижением поднес к лицу часы, посмотрел на циферблат, затем перевел взгляд наслабо освещенную пешеходную дорожку, которая у самого здания терялась из виду.Свет в окнах второго этажа погас. Минутой позже из дома вышел частный детективи направился к автомобилю. Мужчина сделал два шага навстречу.

– Вы Эдди Ломакс? – с треногой в голосе спросил он.

Ломакс замедлил шаг, остановился. Они оказались лицом клицу.

– Да. А вы кто?

На улице было холодно и сыро. Мужчина держал руки в карманахи подрагивал.

– Эл Килбери. Мне нужна помощь, мистер Ломакс. Дело моесовсем плохо. Я заплачу вас сейчас же, наличными, только назовите сумму.Помогите мне.

– Уже поздно, приятель.

– Прощу вас. У меня есть деньги. Скажите сколько. Вы должнымне помочь, мистер Ломакс.

Из левого кармана брюк он вытащил тугую пачку банкнот и,держа ее в руке, был готов начать отсчитывать деньги.

Ломакс посмотрел на купюры, обернулся, бросил взгляд черезплечо.

– Что у вас стряслось?

– Жена. Через час она должна встретиться со своим любовникомв мотеле в Южном Мемфисе. Я знаю номер комнаты и все прочес. Мне нужно, чтобывы поехали со мной и сделали снимки: как они приходят и уходят.

– Откуда вам это стало известно?