“Вот тебе и конфиденциальность, – подумал Митч. – Воттак-то”.

На подъезде к аэропорту она свернула, направляясь наогромную стоянку.

– И после того, как он закончил ваше дело, он сказал мнеоднажды – однажды! – в постели, что за ним, как ему кажется, следят. Это былоза три дня до Рождества. Я спросила его – кто? Он ответил, что не знает, ноупомянул о вашем деле и сказал, что, возможно, это как-то связано с темилюдьми, что следят за вами. В общем-то, он сказал немного.

Она остановила машину на стоянке у здания аэропорта.

– До этого за ним следил кто-нибудь?

– Никто. Он был хорошей ищейкой и следов не оставлял. Тоесть, я хочу сказать, что он был бывшим полицейским и бывшим заключенным. Оченьловок в уличной суете. Ему платили за то, чтобы он следил за людьми и собиралвсякую грязь. Но за ним не следил никто. Никогда.

– Так кто же его убил?

– Тот, кто его выследил. Газеты подали дело так, что онякобы шантажировал какого-то состоятельного ловкача и тот нашел на него управу.Но все это ложь.

Из ниоткуда она вдруг вытащила длинную сигарету с фильтром,щелкнула зажигалкой. Митч опустил вниз стекло.

– Вы не будете возражать? – спросила она.

– Нет, только выдыхайте туда. – Он указал на окно.

– Как бы то ни было, я боюсь. Эдди был убежден в том, чтолюди, которые следуют за вами, чрезвычайно опасны и чрезвычайно ловки. Оченьхитроумны, вот как он сказал. И если эти люди убили его, то как теперь быть сомной? Вдруг они думают, что я знаю что-то. Я не была в офисе с того самого дня,как его убили. И не собираюсь идти туда.

– На вашем месте и я бы не пошел.

– Не так уж я глупа. Я работала на него два года и кое-чемунаучилась. Разных ловчил повидала достаточно.

– Как он был застрелен?

– У него был друг в отделе убийств, он рассказал мне посекрету, что Эдди был убит тремя выстрелами в затылок, почти в упор, из оружиядвадцать второго калибра. И никаких улик. Еще он сказал мне, что это была оченьчистая, профессиональная работа.

Митч допил пиво и положил бутылку на пол кабины, гдеперекатывалось штук пять пустых пивных банок. Очень чистая, профессиональнаяработа.

– Это какая-то бессмыслица, – повторила она дважды. – Ну какмог кто-то пробраться за его спину, спрятаться на заднем сиденье и триждывыстрелить ему в голову? А ведь он даже не собирался туда ехать.

– Может, он заснул, и его застали врасплох?

– Нет. Когда ему приходилось работать поздно ночью, онстарался закончить все как можно быстрее, в такие моменты он всегда был оченьвозбужден.

– В конторе есть какие-нибудь записи?

– Вы имеете в виду – по вашему делу?

– Да, обо мне.

– Сомневаюсь в этом. Я, во всяком случае, никаких записей невидела. Он говорил, что вы так хотели.

– Это правда. – Митч почувствовал облегчение. Они сидели иследили за взлетом “Боинга-727”. От рева двигателей земля, казалось, дрожала.

– Я действительно боюсь, Митч. Могу я звать тебя Митч?

– Конечно, почему бы нет?

– Я думаю, что его убили за ту работу, что он выполнил длятебя. Это единственное, что можно предположить. И если его убили за то, что ончто-то узнал, то, возможно, они посчитают, что и я тоже кое-что знаю. Как тыдумаешь?

– Не хочу строить догадки.

– Я могла бы скрыться на время. Мой муж подрабатывает вночном клубе, и при необходимости нам не составит труда сняться с места. Я ни очем этом ему не говорила, но думаю, что придется. Как ты на это смотришь?

– Куда вы направитесь?

– Литл Рок, Сент-Луис, Нэшвилл. Он сейчас без работы,поэтому мы можем где-нибудь покрутиться, я думаю.

С этими словами она сделала последнюю затяжку и тун жеприкурила новую сигарету.

Очень чистая, профессиональная работа, повторил про себяМитч. Он посмотрел на Тэмми и увидел слезинку на ее щеке. Тэмми не былауродиной, но годы в барах и ночных клубах начинали брать свое. Черты ее лицабыли правильными, и, если бы не цвет волос и избыток косметики, ее даже можнобыло бы назвать привлекательной для со возраста. Ей где-то около сорока,подумал Митч.

Она сделала чудовищную затяжку, из всех щелей “фольксвагена”потянулись струйки дыма.

– Сдается мне, Митч, что мы с тобой в одной лодке. То естьони идут и по твоему, и по моему следу. Они убрали тех юристов, потом Эдди, итеперь приходит наш черед.

Не копи это в себе, девочка, выкладывай, станет легче.

– Послушай, – сказал он, – давай сделаем так. Нам нужноподдерживать связь. Звонить ты мне не можешь, и нельзя, чтобы нас виделивместе. Моя жена в курсе всего происходящего, я расскажу ей и об этой нашей стобой встрече. За нее не беспокойся. Пиши мне раз в неделю и сообщай, где тынаходишься. Как имя твоей матери?

– Дорис.

– Хорошо. Это будет и твоим именем. Любые свои послания мнеподписывай “Дорис”.

– Они и почту твою читают?

– Может быть, Дорис, может быть.

В пять часов дня Митч выключил у себя в кабинете свет,подхватил оба чемоданчика и остановился перед Нининым столом. Она печатала намашинке, каким-то удивительным образом прижимая телефонную трубку плечом к уху.Увидев Митча, она сунула руку в ящик стола и извлекла оттуда конверт.

– Это ваша бронь в отель “Кэпитал Хилтон”, – сказала она втрубку.

– Диктовка у меня на столе, – в свою очередь проинформировалее Митч. – До понедельника!

По лестнице он поднялся на четвертый этаж в занимаемыйЭйвери угловой кабинет, где разворачивалась очередная баталия. Одна изсекретарш укладывала папки в объемистый чемодан. Другая повышенным тономговорила что-то Эйвери, который тоже не очень сдерживал себя, брызгая слюной втелефонную трубку. Какой-то тип из младшего персонала приказным голосомобращался к первой секретарше.

Эйвери с размаху опустил телефонную трубку.

– Готов? – обрушился он на Митча.

– Жду, – коротко ответил тот.