– Я поставил “жучки” в телефоны. Они вместе работают, и я ихзаподозрил. Я состоятельный человек, мистер Ломакс, я должен выиграть дело оразводе. Готов заплатить вам тысячу долларов немедленно.

Он тут же отсчитал десять бумажек и протянул их Ломаксу.

Эдди принял деньги.

– Хорошо. Сейчас я схожу за своей камерой.

– Пожалуйста, поторопитесь. Я плачу наличными, так? Не надоникаких записей.

– Меня это устраивает, – ответил Ломакс и зашагал к дому.

Через двадцать минут “линкольн” медленно вползал напереполненную стоянку у “Дэйс Инн”. Килбери указал ему на окна комнаты навтором этаже, а затем на свободное местечко рядом с седаном “шевроле”. Эдди,осторожно пятясь, поместил машину чуть ли не вплотную к “шевви”. Еще разКилбери указал ему на окна, еще раз сверился со своими часами, еще раз напомнилЛомаксу, как он ценит его услуги. Эдди подумал о деньгах: тысяча долларов задва часа работы. Недурно. Он вытащил фотоаппарат, зарядил пленку, проверилвыдержку и диафрагму. Килбери нервно следил за его манипуляциями, глаза егометались от камеры к окнам комнаты на втором этаже. На него было больносмотреть. Он начал говорить о своей жене, о том, как ладно они жили. Почему, нупочему ей было нужно связываться с тем типом?

Ломакс слушал его и не сводил глаз с ряда машин, стоявшихперед ним. В руках он держал камеру.

Дверцы стоявшего рядом “шевроле” он не замечал. Дверца этамедленно и бесшумно приоткрылась всего в трех футах позади него. Мужчина вчерном свитере с высоким воротником и в черных перчатках сидел скрючившись в“шевроле” и ждал. Когда на автостоянке наступила полная тишина, он прыжкомвыскочил из машины, рванул на себя левую заднюю дверцу “линкольна” и триждывыстрелил в беззащитный затылок Эдди. Глушитель на стволе не дал звукамвыстрелов вырваться наружу.

Эдди Ломакс навалился на руль. Он был мертв. Килберивыбрался из “линкольна”, пересел в “шевроле” и вместе с убийцей укатил в ночь.

После трех дней изгнания из своих келий, дней, которыеневозможно поставить в счет, дней, полных рождественской индейки, ветчины иклюквенного соуса, отдохнувшие и помолодевшие юристы фирмы “Бендини, Ламбертэнд Лок” возвратились в свою крепость на Фронт-стрит, горя желанием мстить.Мстить праздности, оторвавшей их от самого святого – от работы. К половиневосьмого утра стоянка рядом со зданием была плотно уставлена машинами. Спривычным комфортом расположившись за своими тяжелыми столами, люди галлонамипоглощали кофе, размышляли над деловой перепиской и документами, яростно инеразборчиво бормотали в свои диктофоны. Лающими голосами отдавали приказысекретаршам, клеркам, младшему персоналу, лаяли друг на друга. Можно, конечно,было услышать вежливое “Как Рождество?” в коридорах или около кофеварок, нотакая ни к чему не обязывающая болтовня считалась дешевкой, к счету ее неподобьешь. Стрекот пишущих машинок, телефонные звонки, голоса секретарш – всесливалось в победный рокот чеканящего свою звонкую продукцию монетного двора,освободившегося наконец от цепких чар Рождества. Оливер Ламберт шел покоридорам и с удовлетворением улыбался, вслушиваясь в мощное крещендо крепнущегос каждым часом благосостояния фирмы.

В полдень Ламар вошел в кабинет и склонился над столом –Митч с головой ушел в изучение условий сделки по нефти и газу в Индонезии.

– Пообедаем?

– Нет, спасибо. Я выбился из графика.

– Как и все мы. Я-то думал, мы сбегаем в ресторанчик наФронт-стрит, перехватим чего-нибудь поострее.

– Я воздержусь. Спасибо.

Ламар скосил глаза на дверь, наклоняясь ниже к Митчу с такимвидом, будто хотел сообщить ему нечто исключительной важности.

– Ты ведь помнишь, какое сегодня число?

Прежде чем ответить, Митч все же посмотрел на часы.

– Двадцать восьмое.

– Именно. А ты знаешь, что происходит каждый год в двадцатьвосьмой день декабря?

– Ты опорожняешь кишечник?

– Да. А что еще?

– Хорошо, я сдаюсь. Что еще?

– Сейчас, в это самое время, все компаньоны сидят на пятомэтаже в столовой, готовясь отобедать жареной уткой и французским вином.

– Вином? В обед?

– Да. Это чрезвычайный случай.

– Ну-ну?

– Они будут обедать час. А потом, когда Рузвельт и ДжессиФрэнсис уйдут, Ламберт запрет дверь. Соберутся все компаньоны. Толькокомпаньоны, видишь ли. И Ламберт подведет финансовый итог года. Прозвучит имякаждого компаньона и общая сумма заработанных им для фирмы денег. Затем будет названасумма чистой прибыли фирмы, оставшейся после вычета всяких издержек. Затем ониподелят весь пирог с учетом вклада каждого компаньона.

Митч был весь внимание.

– И?

– И в прошлом году средний кусок пирога весил тристатридцать тысяч долларов. Предполагают, что в этом году он будет еще весомее.Пирог увеличивается из года в год:

– Триста тридцать тысяч, – медленно повторил Митч.

– Да. Это в среднем. Лок получит что-то около миллиона,Виктор Миллиган – чуть поменьше.

– А что слышно насчет нас?

– Нам тоже отрежут по кусочку. По маленькому. В прошлом годуэто составило около девяти тысяч, в среднем. Зависит от того, как долго тыздесь работаешь, и от твоих показателей.

– Можно нам пойти и посмотреть?

– На это зрелище они не продали бы билет и президенту.Считается, что они проводят секретное совещание, но в фирме давно уже все знаютоб этом. После обеда информация уже начнет просачиваться.

– Когда происходит голосование? Я имею в виду, когда онибудут выбирать в новые компаньоны?

– При прочих нормальных условиях это должно произойтисегодня. Но, как говорят, в этом году нового партнера может и не быть – из-заМарта и Джо. По-моему, первым на очереди стоял Марти, а за ним шел Джо. Так чтотеперь они могут год-другой подождать.

– А кто следующий в списке?

Ламар выпрямился и гордо улыбнулся.

– Ровно через год, начиная с сегодняшнего дня, мой друг, ястану компаньоном фирмы “Бендини, Ламберт энд Лок”. Следующий в списке – я; такчто не становись у меня на пути!