Черное дымящееся зеркало — око вселенной, великий богТескатлипока.

Ей что-то вложили в рот, и она проглотила это. Она знала,что проглотила, — частицу сердца прежней богини Аматтальмы. Земного воплощениявеликой и любящей все живое Масатеотль.

Когда-то так же поступят и с ее сердцем!

Она это знала.

Она теперь знала все.

С камнем на сердце я отправилась к Нюре. С одной стороны,после признания Лоры я даже некоторое облегчение испытала, поскольку исчезлипоследние сомнения. Теперь я уверена была, что Алису травит Нюра. Но, с другойстороны, было обидно за подругу: ужасный образовался у нее бедлам. В какойзакоулок жизни ни загляни, везде хаос и безалаберщина.

То ли дело у меня: с мужем помирилась, про своих подруг всюподноготную знаю… Так жить и надо. И, главное, чтобы никаких тайн. А то, чтосотворила со своей жизнью Алиска, просто ни в какие ворота не лезет.

Но вернемся к Нюре. К ней я пришла с четким мнением и потомув настроении была весьма решительном.

— Абсолютно точно знаю, что у тебя роман с Германом, — ужепривычно заявила я.

Нюра удивилась, и, к моей досаде, удивилась искренне, — уж втаких вещах я дока, никогда не ошибусь, шкурой фальшь чувствую.

— С чего это ты взяла? — спокойно спросила она. — Лестно,конечно, посоперничать с Алисой, но хотелось бы и аргументы услышать.

Как вы понимаете, из аргументов у меня была только однауверенность, что другие подруги на роль пассии Германа не подходят, поэтому яответила:

— Алису кто-то травит, но это не Фаина, не Карина и не Лора.Следовательно, ты.

— Оч-чень веский аргумент, — рассмеялась Нюра. — Еслискажешь, зачем мне это понадобилось, то, возможно, я тебе и поверю.

Она-то мне, может, и поверила бы, а вот я уставилась на нееи глазам своим верить отказывалась. Уж очень она изменилась. В прошлый разбезумствовала, ругалась, бросалась на меня, душила, а теперь само спокойствие.Что с ней случилось?

— Кстати, — спросила я, — как твое самочувствие? Помнится,ты жаловалась на здоровье, что-то про отравление говорила.

Нюра усмехнулась:

— Про отравление я не говорила, но после нашего разговорадействительно почувствовала недомогание, а тут еще эта история с Алисой —любому на ум придет… Короче, я испугалась.

— А сейчас?

— А сейчас все прошло. Понимаешь, я очень мнительная.

Несложно было догадаться, откуда ветер дует, поэтому япоинтересовалась:

— Это Фаина тебе разъяснила? Нюра кивнула:

— Да. Нервное, все нервное. Ты разворошила прошлое,нахлынули воспоминания, они тяжелы, а нервы мои слабы…

Пока Нюра в подробностях расписывала свои ощущения,связанные с душевными переживаниями, я мучительно ломала голову над тем, как быполовчей ее прищучить. Голову-то я ломала, а прежняя уверенность меня покинула.

"Какая-то Нюрка бесцветная, — разглядывая ее, думала я,— не похожа она на женщину, окрыленную преступной любовью. И вообще, зачем ейГерман? Жизнь налажена, круг друзей обозначен, место в обществе определено.Рушить все из-за какой-то престарелой любви? Друзья отвернутся, сотрудникиосудят, соседи… Ой, нет. На такие подвиги Нюрка и в юности не была способна.Что-то я перемудрила.

Но про анонимку-то она каким-то образом знает. Тут одно издвух: или написала ее сама, или разболтал Герман. А где мужчина становитсяболтлив? Конечно же, в постели. Значит, Нюра с Германом в романе", —заключила я.

Однако, послушав, как увлеченно описывает она покалывания впечени, вывод можно сделать только один: никаким романом здесь и не пахнет.Разве окрыленная чувствами женщина станет распространяться про тяжесть подлопаткой и спазмы в желудке?

— Нюра, — между спазмами и лопатками спросила я, —признавайся, зачем ты написала вторую анонимку? Хитрая, выкрала у Алиски старуюи состряпала точно такую же из вырезанных газетных букв.

Вопрос застал ее врасплох. Нюрка опешила и… раскололась.

— Как ты узнала? — спросила она и, сообразив, что попалась,тут же ругнулась:

— А-а, черт! Я торжествовала; Нюрка злилась.

— Мархалева, что ты пристала, как банный лист?! — невольноподражая Фаине, закричала она. — Прям мания у тебя чужое грязное бельеворошить!

Мне стало обидно.

— Полагаешь, исключительно из спортивного интереса лезу вэто дерьмо? — возмутилась я.

Но Нюрка продолжала развивать наступление.

— Мархалева, ты мне надоела, — заявила она. — Еще немного, ина дверь тебе укажу.

— Что-о? Ты укажешь мне на дверь?

— Да! — отважно заявила Нюрка, ставя руки в бока. — Укажу!

— Как бы потом не пожалела, — демонстрируя презрение,заметила я. Нюрка насторожилась:

— А что ты мне сделаешь?

Не покривив душой, я призналась:

— По части пакостей способна на многое. Ломать не строить,знаешь сама. Так что лучше пользуйся моим миролюбивым расположением.

Нюрка фыркнула, но промолчала.

— Подумай сама, — продолжила я, — Алиску кто-то травит, иесли ты считаешь себя хорошей подругой, то могла бы и добровольно помощь врасследовании оказать. Кстати, меня тоже кто-то травил.

— Ха-ха! — закричала Нюрка. — Не получится, Мархалева, мнеты дела не пришьешь!

Не обращая внимания на реплику, я деловито продолжила:

— Дабы не возбуждать уголовного дела, в больнице я сказала,что отравилась сама. Но еще не все потеряно, к этой теме можно и вернуться.

Нюрка вскочила и с напором воскликнула:

— Не запугаешь! Не на ту нарвалась! Кого угодно запугаюсама!

Я усмехнулась и сказала:

— Не думаю, что для твоей карьеры мои признания милициибудут полезны, ведь дурно мне стало после того, как отведала твоего угощения.

Нюрка сбавила обороты.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Правды!

Она закатила глаза:

— Господи, да какой еще правды? Алиску я не травила дажетогда, когда она Германа у меня отбила, так зачем мне это теперь?

— Но анонимку-то ты писала, — напомнила я. — Значит, былапричина.