Утром я решила немного поспать. Торопиться было некуда,домоуправление работало только с трех, к тому же погода располагала квремяпрепровождению в кровати. Из серых, низко висящих над Москвой туч сыпалсямелкий, противный дождь, резко похолодало. «Лето закончилось, так и неначавшись, тепла уже не будет, пора доставать с антресолей зимнююобувь», – вяло подумала я, уютно сворачиваясь калачиком под теплым одеяломиз овечьей шерсти. Толстая Мулечка заползла в кровать и прижалась теплой,нежной шерсткой к моему животу. Рейчел шумно вздыхала в углу, Рамик сопел вкресле, кошки, сбившись вместе, лежали в пледе, и только неугомонная Аданосилась по коридорам взад-вперед, изредка принимаясь лаять. Слушая, как еелапки стучат когтями по полу – цок, цок, цок, – я мирно задремала.

– Эй, Лампа, – раздалось над ухом, – дайденег.

От неожиданности я села, и Муля свалилась на пол, сопя отсправедливого возмущения. У кровати стояла Лиза.

– Лизавета, – строго спросила я, глядя, какмопсиха карабкается на кровать, – ты почему не в школе? Заболела? И зачемтебе деньги? Между прочим, за завтраки давно заплачено, а на метро купленпроездной. И вообще, детям твоего возраста деньги не нужны!

Лиза хмыкнула.

– Лампуша, ты просто мастодонт. Это в твои временадетишкам не давали больше пяти копеек, а сейчас кое у кого кредитные карточкиесть. И вообще, ты хоть помнишь, что завтра надо Ксюшу из больницы забрать?

– Нет, – потрясенно ответила я, – почемузавтра? Она же только что родила!

– Теперь быстро выписывают, – сообщилаЛиза, – ты купила одежду для новорожденного?

– Нет, – пробормотала я, – забыла.

– Так я и знала, – вздохнула Лизавета, – нуне понесет же Ксюня бедного ребенка завернутым в полотенце? И вообще, нам ещепонадобятся кроватка, коляска, бутылочки, соски, словом, чертова уйма вещей.Между прочим, где она будет жить? Если сразу устраивать ее в Володинойквартире, то там нужно убрать, майор вечно бардак устраивает и никогдапепельницы за собой не вытряхивает. Кстати, когда он возвращается изкомандировки?

– Не скоро, – буркнула я, влезая в халат.

– Давай деньги, в «Детский мир» поеду, – неуспокаивалась Лизавета.

– Погоди, – вздохнула я, – отправимся вместе,только сначала заглянем к Володе.

Мы взяли ключи и открыли квартиру майора. В прихожей, назеркале, стояла полная окурков пепельница, вторая нашлась в комнате, а третьяна бачке унитаза. Вытряхнув бычки и тщательно вымыв керамические пепельницы, яс тоской осмотрела жилище. Майор редко бывал дома и совершенно не придавал значенияуюту. Занавески так и не повесил, а от всех наших с Катей попыток сделать этосамим отмахивался, приговаривая:

– Когда в комнате темнота, будильник не слышу.

От ковра он тоже отказался, мотивируя свое нежеланиепокрывать пол просто:

– Ну его, палас этот, его же пылесосить придется.

Квартира Костина и раньше выглядела не слишком уютно, носейчас показалась мне совершенно брошенной и несчастной, как собака, потерявшаяв толпе хозяина. Очевидно, Лизавета испытала те же чувства, потому что онапрошептала:

– Пусть лучше Ксюня у нас первое время поживет, а сюдапереберется, когда Володя приедет.

Я кивнула, и мы быстренько вернулись назад. Прежде чем идтив «Детский мир», следовало пересчитать наличность. Деньги я храню в оранжевомпластмассовом чемоданчике размером с коробку из-под печенья. Когда-то он служилупаковкой для новогоднего подарка, на крышке изображены цифры 1997 и надпись:«Поздравляем!» Обнаружив в загашнике шесть тысяч, я отсчитала четыре бумажки попятьсот рублей. Двух тысяч должно хватить с лихвой на обновки для младенца.Правда, я еще ни разу не приобретала одежонку для младенца и не знаю цен, но неможет же пеленка с одеяльцем стоить дорого!

Не успели мы войти в «Детский мир», как Лиза кинулась кприлавку:

– Ой, какие зайчики!

Я вздохнула. За последние три месяца Лизок сильно выросла ипревратилась в симпатичную девушку. Я едва достаю ей до плеча, а джинсы девочкивелики мне почти на два размера, да и кроссовки она носит сорокового номера.Молодые люди теперь поглядывают на Лизавету с большим интересом, но она незамечает их. В ней все еще живет крохотная семилетняя девчушка, радующаясяигрушкам.

– А мишка, вон тот, розовый, – причиталаЛиза, – давай купим для маленького?

– Сначала вещи, – остудила я ее пыл, – апотом посмотрим.

Поднявшись на второй этаж, мы подошли к длинному прилавку. Вглазах зарябило от голубых, желтых, зеленых крохотных вещичек. Да, похоже,проблем с приобретением «прикида» не будет.

– Что вам показать? – вежливо поинтересоваласьпродавщица.

– Сейчас, – ответила я, вытаскивая список, –значит, так! Одеяло шерстяное.

– Для мальчика, – перебила Лиза, – самоелучшее, самое качественное! Это новорожденному в подарок!

Продавщица кивнула и выложила на прилавок сразу несколькомохнатых пледов. Два мы с Лизой отвергли сразу. Стопроцентная синтетика,правда, весьма удачно косящая под шерсть, еще один, на этот раз натуральный,был слишком тонким, зато последнее одеяло было то, что надо, – толстое,уютное, мохнатое, нежно-голубого цвета, по краям шла кайма: беленькие мишки и зайчики.

– Это, конечно, – заявила Лиза.

– Правильный выбор, – одобрила продавщица.

Потом мы с упоением принялись рыться в горе пеленок,распашонок и шапочек. Никогда бы не подумала, что можно получить такое огромноеудовольствие, перебирая крохотные одежки. Наконец устав, мы подвинули ктерпеливо стоящей девушке гору одежды:

– Вот, берем.

Появился калькулятор, и, пока девчонка подсчитывала итог, ясказала:

– Сейчас возьмем это и пойдем смотреть кроватку сколяской.

– И розового мишку, – добавила Лизавета.

– Ладно, – кивнула я, – так и быть, купиммишку.

– Семь тысяч четыреста двадцать два рубля восемькопеек, – мило улыбаясь, прощебетала продавщица, протягивая выписанныйчек, – касса в центре зала.

– Сколько? – ошарашенно спросила я. – Семьсотсорок два рубля? Так много?

Лизавета дернула меня за рукав:

– Пошли.