Прасковья не стала ничего писать, а лишьнетерпеливо ткнула обратным концом маркера в асфальт.

– Ясно. От асфальта, – сказал Меф.

Не удостоив его даже улыбкой, Прасковьяповернулась и быстро куда-то направилась. Меф едва за ней успевал. Они прошливдоль канала и по лесенке спустились на узкий причал. Привязанные к столбам, орезиновые покрышки терлись два небольших катера. Один был пуст и накрытбрезентом. В другом на скамье сидел мужчина и задумчиво плевал в воду.

Услышав шаги, он вскочил и, качнув катер, ловкоперепрыгнул на причал.

Меф увидел круглую бритую голову, косонасаженную на короткое, рыхлое, очень широкое туловище.

«ЗНКМС», – написала Прасковья. Меф несразу сообразил, что это был призыв знакомиться.

– Привет! Как жизнь? – сказал Меф,разглядывая болтавшийся на шее незнакомца дарх.

Толстый, темный и непрерывно шевелящийся, онгораздо больше походил на жирную пиявку, чем на привычную сосульку.

Жуткое лицо уставилось на него. Казалось,некогда оно было раздроблено до состояния мозаики, а потом кое-как, без особогостарания собрано вновь. Под носом, на подбородке и щеках торчали колкие пучкищетины, а два пучка были даже на лбу. В одном из них приблизительно угадываласьне к месту приставленная бровь.

Увидев Мефа, страшная рожа осклабилась и,открыв рот, не без гордости продемонстрировала отрезанный язык.

Прасковья вырвала из блокнота предыдущуюстраницу.

«ЭТО ОТ ПАЛИЦЫ», – написала она.

Меф кивнул. Про палицу ему можно было и необъяснять.

– А как его зовут?

«ЭНГ. ОН МНОГИМ МНЕ ОБЯЗАН. ЭТО Я СОБРАЛА ЕГОПОСЛЕ РАНЕНИЯ».

– Больше некому было? – удивилсяМеф, знавший, что в Тартаре немало костоправов.

«ЕГО НЕ ЛЮБЯТ. ЕГО ХОТЕЛИ ДОБИТЬ».

– Почему хотели добить? – удивилсяМеф.

«У ЭНГА ПЛХ. РЕПУТ. ОН ЗАНИМАЕТСЯ СОМН.ДЕЛАМИ».

Меф озадачился. «Какими, интересно, деламинадо заниматься, чтобы они показались сомнительными даже для Тартара?» –подумал он и спросил:

– Зачем ты меня к нему привела?

«ЕМУ МОЖНО ДОВЕРЯТЬ».

Буслаев заглянул в почти белые глаза Энга,отыскал где-то сбоку осклабившиеся синие губы, и желание доверять стало совсемназойливым.

– Я так и понял, – сказал он.

«ТЫ НЕ ДОЛЖЕН СРАЖАТЬСЯ С ГОПЗИЕМ», –быстро написала Прасковья.

– Почему?

«ГОПЗИЙ НЕ БУДЕТ БИТЬСЯ ЧЕСТНО. ТЕБЯ УЖЕПРИГОВОРИЛИ».

Буслаева это не удивило.

– И что ты предлагаешь? – спросилон.

«МЫ ИХ ОПЕРЕДИМ. ЭНГ ЗАЙМЕТСЯ ГОПЗИЕМ».

– В каком смысле «займется»? –уточнил Меф.

Прасковья не стала ничего объяснять, лишьдернула головой. Энг что-то промычал, и зрачки его стали еще белее.

– Ага, ясненько, – подытожилМеф. – Гопзий – четвертый клинок мрака. На номера второй и третий Энг явноне тянет. Первый номер тем более забит. Значит, варианты честного поединкаотпадают. Теперь понятно, почему у Энга «плх. репут». Он просто убийца изНижнего Тартара.

Энг дружелюбно осклабился. Он был буквальнопропитан профессиональным соответствием. Насколько Меф мог судить, Энг былмалый сговорчивый и обидчивостью не отличался. Обида – это эмоция. А зачемиспытывать эмоции, за которые тебе не заплатят ни единого эйдоса?

Дряблое слабоволие зашевелилось в сердце Мефа,как гусеница.

«Может, правда? – подумал он. –Гопзий мне враг? Враг. Желает мне зла? Угу. А тут даже „да“ не надо говорить.Просто прикинуться глухим или непонимающим, и Прасковья все сама сделает. Вселегко и удобно».

Меф подумал это на одном дыхании, почти даваявнутреннее согласие, и тотчас собственная сговорчивость и склоняемость ко злуужаснули его.

Прасковья внимательно смотрела на Мефа. Онощущал попеременными волнами исходившие от нее любовь и ненависть.

«Светлое и темное в ней так взболтано, что онапотеряла ощущение цвета. Так и человек, перемешавший в равных пропорциях соль исахар, потеряет ощущение вкуса. Ей кажется, что свет и мрак – продолжениеединого целого, как человек и его тень, и что она сама сможет прокладывать себедорогу, руководствуясь только ощущениями внутренней целесообразности. Ложь ибред!»

– Ты же сказала, что Гопзий за тобойухаживает? А теперь вот хочешь его убить? – спросил Меф недоверчиво.

Прасковья спокойно выдрала страницу, подула нанее, обратила в пепел и крупно написала на следующей:

«ИЗ ВАС ДВОИХ Я ВЫБРАЛА ТЕБЯ».

Энг скосил на бумажку глаза и понимающеухмыльнулся.

На этот раз удар ногой вышел без единогоизъяна, должно быть, потому, что цель была крупная, мерзкая, отвратно скалящаяся.С Мефом такое случалось. Он бил и только потом уже понимал, что злится. Этобольшой минус боевых искусств, приучающих тело действовать быстрее, чем головаокончательно определится, а стоит ли распускать руки.

Энг мешком свалился на дно катера. Следом заним Меф без всяких церемоний ссадил Прасковью, крепко взяв ее за локти.Прасковья не сопротивлялась. Была странно тихой и покорной.

Мечом, полыхнувшим в руке, Буслаев легкоперерубил канат и толкнул катер ногой. Тот покачнулся, неохотно отлип от причалаи медленно поплыл по течению.

– И чтоб я больше вас не видел! Ни тебя,ни эту крысу, ни Ромасюсика!!! И только попробуй хоть пальцем тронуть Гопзия!Ты понял, Энг? Я разрублю тебя до глаз! А если я до тебя не доберусь – этосделает Арей! – крикнул Меф, ощущая, что голос его звучит высоко и совсемне романтично.

Он повернулся и стал подниматься по железнойлестнице, ведущей с причала. Наверху он оглянулся. Прасковья мирно сидела наскамье отплывающего катера и, странно улыбаясь, смотрела на него. У ее ногсердито, как краб, шевелился Энг.

Мефу стало жутко. Он кинулся через дорогу,едва не попав под колеса. Испуганный водитель, проносясь, дал запоздалый гудок.

«Психи какие-то! Уроды полные! И, главное,если я не приторможу, то и сам стану таким же! Крылья бы, чтобывзлететь, – да где их взять? Только у сердца есть крылья. Разум же их неимеет, и его легко обмануть. Что ему будет казаться логичным, для сердца смертьи гибель», – думал Меф, возвращаясь.

Шел дождь, мешаясь со снегом. Было ветрено.Холодные капли на лице, стекавшие за ворот, быстро охладили Буслаева и привелиего в чувство.