Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно в порошок стирать колени, играя поддождем в футбол, а можно листать спортивный журнальчик, попутно скрещиваякариес с шоколадом, и тоже грезить, что чем-то занимаешься.
Так и со светом. Можно ныть: «А не послужитьли мне, к примеру сказать, свету?» А можно губу закусить и – вперед! Сбили сног – вскочил, нос рукавом утер и снова вперед!
Златокрылые
Неформальное совещание
У Эди был выходной. Исходя из внутреннегонаполнения слова, в выходной положено куда-то выходить, однако тяжелый наподъем Хаврон никуда выходить не собирался, а остался дома, точно устрица,вздумавшая прибраться в своей раковине.
После обеда Эдя сидел на диване, прихлебывалчай и крошил тульским пряником на каталог товаров для горнолыжного спорта. Онуже минут сорок размышлял, какие ботинки и лыжи ему нужны, но пока мысли его несдвинулись и на шаг. Выбор был огромным, вся же кровь переевшего Хаврона отлиласейчас в желудок, и голодающий мозг скользил, как мокрый обмылок по раковине,перескакивая с одной каталожной картинки на другую.
«Мне нужно вогнать себя в прокрустово ложерасписания! Я должен чем-то заняться, помимо работы, потому что не могу же я незаниматься вообще ничем?» – убеждал себя Эдя.
В душе Эдя Хаврон был, безусловно, спортсмен.Еще в детстве он перебрал десятка два секций и примерно в два раза больше взрелом возрасте. Не было такого вида, которым бы он когда-то не прозанималсямесяца, или недели, или хотя бы трех тренировок. Послушать его, так прорастяжку, спортивные травмы, резкость, силу, акцент, восстановление и методикион знал абсолютно все. Слова сыпались, как гречка из прорвавшегося пакета.Самоуверенные танки Эдиного всезнайства разъезжали повсюду, своими гусеницамивминая в землю все живое и мыслящее.
Если бы в сборной по футболу, баскетболу,хоккею, боксу или гимнастике таинственно исчез бы главный тренер, Эдянемедленно бросил бы свое бомбоубежище под синим козырьком и охотно согласилсязанять его место. Вот только тренеры нигде не пропадали, а если и пропадали, тоЭдю почему-то всегда забывали об этом предупредить.
Если не было никаких чемпионатов, спортивныевирусы атаковали Эдю два раза в год: весной и осенью, очень смахивая при этомна вирусы обычного гриппа. Некоторое время Эдя морально раскачивался, подбиралсебе секцию и мало-помалу начинал шевелиться.
Увы, в большинстве случаев его хватало толькона покупку спортинвентаря. Собираясь пойти, допустим, на бокс, он неделюпродумывал, какие перчатки ему приобрести. Заходил на форумы в Интернете, читалжурналы, до кипящей слюны спорил в магазине с продавцами, которые в большинствеслучаев знали о своем товаре меньше, чем прочитавший кучу всего Эдя. Врезультате, конечно, перчатки он покупал самые лучшие, а в придачу к перчаткамбоксерские трусы, капу, шлем и бинты, но, сходив на пять тренировок, бросал, ибоксерские перчатки навеки оказывались погребенными на антресолях.
То же самое чуть раньше или чуть позжепроисходило и с велосипедом, и с ракеткой для большого тенниса, и много с чемеще.
Часа в три позвонила Зозо. По расслабленномуголосу ощущалось, что на работе у нее глухое затишье. Отбойники никто непокупает, а вся снегоуборочная техника уехала в Африку расчищать пустыню Сахаруот сахарного песка.
– Как ты? – спросила она.
Эдя не успел еще соскучиться по сестре, скоторой расстался всего несколько часов назад. Он терпеливо ответил, что «лучшене бывает».
– Меф не звонил? Не заходил?
– Нет.
– Знаешь, мне как-то тревожно. Ты веришьв материнское сердце?
В материнское сердце Эдя в целом верил. Опятьже, когда сестру кусала муха пафоса, ей проще было поддакивать. Тем более что вслове «да» меньше буковок, чем в слове «нет», и голосовые связки изнашиваютсяменьше.
– Может, мы не правы, что выперли его издома, а? – жалобно спросила Зозо.
Эдя, никого особенно назойливо не выпиравший,крайне удивился.
– Я называю это: катапультировать изгнезда пинком под хвост. Главная магистральная задача родителей создать детямтакие неуютные условия проживания, чтобы они как можно скорее начали житьсобственной жизнью, но при этом не пошли под откос! – произнес онназидательно.
– Думаешь: да? – спросила Зозо снадеждой. – А не рано? Мальчику же тяжело!
– Мефу-то? Да на него бетонную плитуположи, в грузовик с цементом впряги, он еще по дороге будет песни орать! Этотакая собака страшная, которую, кроме безделья, ни одним ломом не убьешь!
Зозо засмеялась. Ей было приятно слышать такоемнение о своем сыне. Ее брат встал с дивана и потянулся, отряхиваясь от крошек.
– Все подростковые беды от одной причины:недогруза! – заявил он. – Отлови у нас в бомбухе любого нарика,поковыряйся в нем – и увидишь, что в детстве у него было слишком многосвободного времени. Ему разрешали не ходить в школу при температуре 37,1 ибежали за ним три этажа с шапочкой, умоляя ее не снимать. Об него надо былоремни мочалить, а с него пылинки сдували. Перегрузить детей нельзя! Я этихгадов по себе знаю! Их можно только недогрузить. Если ребенок ноет, что емунадоела музыка, добавь к музыке плавание. Заноет, что не хватает времени науроки, – добавь курсы китайского языка!.. Ну все, пока!
Проветрив речевой аппарат разговором ссестрой, Эдя повесил трубку и вновь собрался плюхнуться на засасывающийдиванчик в твердом намерении выбрать ботинки и крепления, но тут кто-то громкои отчетливо произнес:
– Тук-тук! Я ваш друг!
Эдя дернулся и увидел сидящую на подоконникеУлиту.
– Привет, мой друг! – повторил онавтоматически.
Окно было закрыто. Входная дверь тоже.Учитывая, что версия, по которой она спустилась по альпинистской веревке скрыши, казалась неубедительной, а с асфальта на последний этаж не запрыгнешь,Эдя предпочел не уточнять, каким образом ведьма оказалась в комнате. Оказаласьи оказалась.
– Что-то ты раздобрел! В прошлый раз утебя пузо меньше было! – сказала Улита, зорко разглядывая Эдю.
Эдя, ничуть не обидевшись, хлопнул себя поживоту.
– У меня штанга поломалась! Закатиласьпод кровать и покончила жизнь самоубийством посредством сквозной ржавчины.
– А серьезно?