– Возьмите меня с собой, ребята, – попросилЛучников. – Мне нужно смыться от ГБ.

– Возьмем Луча с собой, чуваки? – спросил ДимШебеко.

– Конечно, возьмем, – сказали все и заулыбалисьЛучникову.

– Постараемся вас спрятать, господин Лучников.

– А чего они от тебя хотят? – спросил Дим Шебеко.

– Да ничего особенного, – пожал плечамиЛучников. – Окружают заботой. Хотят все знать. А я хочу без них поездитьпо своей родной стране. Мне интересно знать, как живет моя родная страна. Чтоя, не русский?

– Луч – настоящий русский, – пояснил Дим Шебекосвоим новичкам. – Он – редактор русской газеты в Симфи.

– Во кайф! – восхитились совсем юныеновички. – Говорят, там у вас на Острове сплошной кайф, это правда?

– Частично, – сказал Лучников.

Нежнейшая свежайшая девушка поцеловала его в губы и усы.

– Это как понимать? – спросил Лучников.

– Это как понимать, Галка? – поднял брови ДимШебеко.

– По национальному признаку, – несколько туманнопояснила девушка.

– А разве это возможно – убежать от ГБ? – спросилкакой-то мальчик с кожаной лентой па лбу. – Мне кажется, это простоневозможно.

– Ха-ха-ха! – вскричал Дим Шебеко. – По этомуповоду все справки у нашего тромбониста Бен-Ивана. Сколько раз ты пересекалгосударственную границу, Бен-Иван?

Все посмотрели на маленького темного волосатика в солдатскойрубашке, который на краешке стола тихо ел кусочек черного хлеба.

– Два раза, – тихо сказал Бен-Иван. – Покадва раза. Осенью, может быть, в третий раз отправлюсь.

– Вы шутите, Бен-Иван? – спросил Лучников.

– Нет-нет, не шучу, – сказал Бен-Иван. – Уменя есть друзья в среде венгерских контрабандистов, и я вместе с нимипересекаю государственную границу в Карпатах.

Бенджамен Иванов родился в 1952 году, в разгар травли«безродных космополитов». Странные люди, его родители, как раз в ответ на этукампанию и вписали ему в метрику английское имя.

Тихо и ненавязчиво Бен-Иван объяснил собравшимся, чтогосударственную границу СССР пересечь трудно, но возможно. Он с венграми ужедважды бывал в Мюнхене, те по своим коммерческим делам, а он из любопытства.Этой осенью, после гастролей, он, между прочим, собирается в Стокгольм.Знакомый швед прилетит за ним в Карелию на маленьком самолете…

– Да ведь радары же, локаторы! – сказал Лучников.

– Часто ломаются, – сказал Бен-Иван. –Конечно, могут и сбить, но этот швед уже летал сюда раза три, вывозилдиссидентов. Здесь нужна склонность к риску и… – он совсем уже как-то весьсъежился. – Ну и, конечно, некоторый опыт эзотерического характера.

– Эзотерического? – спросил Лучников. – Ушамсвоим не верю…

Бен-Иван пожал плечами. Чаепитие тут прекратилось, и всестали вытаскивать аппаратуру.

В Староконюшенном переулке возле канадского посольствамузыкантов ждал огромный «икарус» Ковровского мотоциклетного завода.

– Все здесь? – спросил Дим Шебеко. –Брассекшн на месте? Галка, пересядь-ка подальше от Луча. Ну, поехали.

В мощных фарах «икаруса» неслась через лес узкая асфальтоваяполоса. На обочинах пережидали ночь огромные рефрижераторы и грузовики дальнегоследования.

Ребята все уже спали, развалившись в креслах. Лучников и ДимШебеко сидели сзади и беседовали.

– Я все забываю тебя спросить, – сказалЛучников. – В прошлом году ты случайно не познакомился с моим сыномАнтоном?

Дим Шебеко хлопнул себя по лбу.

– Ба! Да это как раз то, о чем я тебя, Луч, забываюспросить. Как дела у твоего Тошки?

– Значит, познакомились?

– Две недели шлялись вместе. Он тут такой кайф поймал,твой парень, на исторической родине.

– Л мне сказал, что Москва – блевотина.

– Это мы ему сказали, что Москва – блевотина.

– Вот теперь понимаю, – усмехнулся Лучников.

– Я его на саксофоне учил играть, – сказал ДимШебеко. – У парня есть врожденный свищ.

– Твои уроки ему пригодились, – Лучников стал рассказыватьДиму Шебеко об уличных музыкантах в Париже и о пересадке на Шатле, где его сынкак раз и «сшибал куски», использовал московские уроки.

– Ох, как клево, – шептал Дим Шебеко, слушал,словно мальчишка, и улыбался никогда не виденному им Парижу. – Как же таму вас клево, в большом мире, и как у нас херово… – он задумался па миг итряхнул головой. – И все-таки ни за что не отвалю. Мне тут недавно«штатники» гарантировали место в Синдикате музыкантов, но я не отвалю и ребятамотваливать не посоветую.

– Почему? – спросил Лучников.

– Потому что русская молодежь должна в Россиилабать, – убежденно сказал Дим Шебеко и добавил с некоторым ожесточением.

– Пусть oни отсюда отваливают.

– Кто?

– Все эти стукачи вонючие! – Дим Шебеко слегкаоскалился.

– Слушай, Дим Шебеко, а у тебя в оркестре, как тыполагаешь, кто стучит?

– Никто. У нас нет!

– Но ведь это же невозможно.

– Невозможно, ты думаешь?

– Абсолютно невозможно. У тебя здесь двадцать человек,и это просто исключено. У тебя здесь наверняка несколько стукачей.

Дим Шебеко задумался, потом закрыл глаза ладонью, потомубрал ладонь. Глаза его были изумленными.

– А, пожалуй, ты прав. Луч. Ведь это действительноневозможно. В таком коллективе без стукача? Нет, это невозможно. Фу – даже непо себе стало. Кто-нибудь из нас, конечно же, стукач.

– Может быть, тот, что в Мюнхен ходит? Как его?Бен-Иван?

– Бен? Да ты рехнулся, Луч? Впрочем, почему бы нет?

– А Галя? Которая так сладко целуется?

– Галка? Да я же с ней сплю иногда. Это человек оченьискренний в сексе.

– Вот такие-то девочки… – продолжал Лучников своюжестокую игру.

– Ну, конечно. – Глаза Дима Шебекосузились. – Она почти наверняка стукачка.