надо, я боюсь прыгать с высоты, — шутливо признался я, заставив улыбнуться всех, кто услышал.

С трехступенчатой подставки перешагиваю на левое полукрыло, иду к кабине с открытым фонарем. Забираясь внутрь, увидел, как один из членов экипажа, наверное, пилот, что-то горячо говорил своему главному начальнику. Скорее всего, доказывал, что нельзя доверять такую сложную технику какому-то… Не знаю, по какой причине, но полковник Оро отрицательно помотал головой. Может быть, надеялся, что чем быстрее закончатся самолёты, тем быстрее вернется домой.

В кабине я почувствовал себя помолодевшим до восемнадцати лет. Я опять в Качинской авиашколе в Красном Куте. Впереди бои за Москву, Сталинград, Новая Гвинея… Двигатели запустились легко. Подождал, когда прогреются, пристегнулся ремнями и показал рукой, что иду на взлет. Не знаю, есть ли кто на вышке и управляет ли полетами? Исходя их испанской расхлябанности, которая заразна, там должно быть пусто, как и на взлетной полосе.

Разгон, взлет, убираю шасси. Высоту набирает медленнее моего «НИД-42С», но и вес у них разный. Поднявшись под облака, до девятисот пятидесяти метров, закладываю вираж, потом делаю горизонтальную бочку, плоский штопор, ранверсман — разворот на горке — и сажусь. По нынешним меркам очень продвинутая машина. Действительно, скоростной, даст фору многим нынешним истребителям. В воздухе ведет себя неплохо, если не считать слабоватую продольную устойчивость. При посадке заметил склонность к капотированию, особенно если резко тормозишь колеса шасси. После «Пе-2» это показалось детской шалостью. Я подрулил к тому месту, откуда взлетел, и остановил самолет. Развернуться там негде было, пусть техники вручную перекатят.

— Что скажешь? — спросил командир «Группы двенадцать».

Я озвучил положительные и отрицательные стороны. Судя по тому, как переглянулись члены экипажей и еле заметно улыбнулся полковник Оро, знали это и без меня. Зато поняли, что не с новичком имеют дело.

— Сколько у тебя часов налета? — спросил он.

— Не могу точно сказать, раньше их не считали. Летаю с одиннадцатого года. Был только один продолжительный перерыв на два года — с четырнадцатого по шестнадцатый, когда воевал в артиллерии. Так что, наверное, больше, чем у пилотов всей группы вместе взятых, — скромно ответил я.

— И в придачу летчик-асс — шесть побед! — добавил он, поглядывая на членов экипажей, как учитель на двоечников. — Учитесь у него, перенимайте опыт.

— Уверен, что и так летают хорошо, — благосклонно молвил я.

— А сталинские соколы должны летать лучше всех! — наставительно произнес полковник Оро и сказал мне: — Твой самолет в ремонте. Потрепали его два дня назад фашистские истребители, пилота ранили. Подменишь его. Механики пообещали, что завтра вечером закончат. Значит, послезавтра полетишь на бомбежку. Сейчас тебя отведут в общежитие, покажут койку.

— Я в городе снял квартиру. Буду приезжать по утрам, — отказался я.

— Как хочешь, — тут же растерял задор командир «Группы двенадцать».

Как догадываюсь, по его мнению, в этом плане брать с меня пример не следовало. Да и зарплаты — пятнадцать-двадцать песет в сутки — не позволяли «сталинским соколам» жить по-людски, за пределами клетки.

69

«СБ-2» — цельнометаллический среднеплан с двумя двигателями мощностью семьсот пятьдесят лошадиных сил каждый, разгонявших до трехсот девяносто километров в час и поднимавших на высоту девять тысяч метров. Имеет прогрессивную для этого времени компоновку, позаимствованную у американского среднего бомбардировщика «Мартин-10Б». Впереди в «аквариуме» другого типа, как по мне, менее удобного, располагается штурман-бомбардир-стрелок, который наводит на цель, сбрасывает бомбы и заодно стреляет по врагу из спаренного пулемёта «ДА-2 (Дегтярёва, авиационный)» калибром семь и шестьдесят две сотые миллиметра, перемещаемого только по вертикали. Дальше идёт кабина пилота, который управляет самолётом и больше ни за что не отвечает, а это сильно облегчает жизнь, хотя иногда бесит криворукий тип в «аквариуме». Дальше идет бомбовый отсек, рассчитанный на пятьсот килограмм груза, но можно на центнер больше. Берёт одну пятисотку или две двухсотпятидесятки, причём подвешиваются они вертикально с помощью двух съёмных лебёдок. Сейчас ни тех, ни других бомб на складе нет. Их тратят в первую очередь, потому, наверное, что взрываются громче, хотя частенько сбрасываются на плёвые цели. Бомбы весом сто, пятьдесят и менее килограмм располагают комбинировано, как больше влезет: часть вертикально в передней части отсека между лонжеронами крыла, часть горизонтально. Дальше идет кабина стрелка-радиста. У него по пулемёту «ДА», вверху и внизу. Для того, чтобы стрелять из первого, надо открыть фонарь, установить оружие и высунуться почти по пояс, чтобы заодно обдуло ветром. Из второго вел огонь, открыв люк в полу. Если заранее не подготовится, то и выстрелить не успеет. Зато есть рация, переговорное устройство и кислородное оборудование. Испанцы называют этот самолёт «БК (Бомбардировщик Катюшка)» в честь русской героини популярной у них оперетты «Сарсуэла». Не видел, надо будет сходить в театр, когда попаду в Мадрид. Враги называют «Мартином» в честь американского бомбардировщика.

Моего штурмана-бомбардира-стрелка зовут камрад Антон. Имя вполне испанское, поэтому, как догадываюсь, носит своё. Ему двадцать шесть лет. В пилоты не попал из-за хорошего аттестата. Слишком умных заставляют учиться на штурмана. У стрелка-радиста имя Федерико. На просто Федя отзывается быстрее. Этому двадцать четыре. Глуповат, даже для пилота, поэтому летает со свистом задом наперёд. Оба женаты. Холостых и бездетных за границу не выпускают. У обоих по четырнадцать боевых вылетов, поэтому считают себя крутыми вояками.

В «Группе двенадцать», как в Испании называют советскую бомбардировочную эскадрилью, осталось всего двадцать два самолета, из которых пять в ремонте. В конце октября прошлого года, когда их привезли на советском теплоходе в Картахену, было тридцать один. Такова теперь штатная численность эскадрильи в СССР: три отряда по два звена в каждом, один командирский и двенадцать самолетов в резерве. Первым отрядом командует майор Эрнст, немец из Швейцарии, перебравшийся в СССР по политическим мотивам. Надеюсь, его не расстреляют, как германского шпиона, когда вернется из Испании. Вторым, в который попал я — майор Виктор, потомственный хитроватый крестьянин, каковым и остался, несмотря на то, что дорос до старшего офицера. Третьим — капитан Марко, тоже «совок», но не нахрапистый.

Мой самолёт после обеда вернули в строй и дали мне облетать. Погода была прекрасная, небо чистое, так что я показал многое из того, что умею, кроме пикирования. Бомбовый отсек рассчитан на сбрасывание вертикально подвешенного груза из горизонтального полета.

На следующий день, седьмого февраля, вылетели на бомбежку тремя отрядами. Каждый бомбил свой участок фронта юго-восточнее Мадрида в долине реки Харама, где франкисты перешли в наступление,