– Мой отец погиб в концлагере, – кивнул Коля, – я родился в39-м, как и ты. Летом сорок первого, когда началась война, мы отдыхали подБрестом, у родителей мамы. Я, естественно, ничего не помню, вообще, ни как мамаменя на себе несла, ни как она от фашистов удрала, вообще ничего. Матери согромным трудом удалось добраться до Москвы, до свекра и других родственников.Про отца ничего известно не было. Только в тысяча девятьсот шестидесятом мамеудалось узнать правду, папа попал в концлагерь и там погиб. Сам понимаешь,человеку с фамилией Шнеер и семитской внешностью было никак не выжить. Но отецникогда не работал там, где служу я, в КГБ.

Владлен уронил бутылку с кетчупом.

– Ну ты даешь, – обозлился Николай, – поосторожней нельзя?Когда еще такое в заказе дадут!

– В КГБ? – залепетал Богоявленский. – Но… ты жеинтеллигентный человек.

– Нам такие очень нужны, – кивнул Коля, – понимаешь,структура огромная, чем я занимаюсь, не скажу, но среди моих коллег есть ипрофессора, и… много других очень талантливых людей. Охранять безопасностьгосударства можно по-разному, грубо говоря, либо кулаками, либо мозгом, таквот, я работаю головой.

– Но ты еврей, – бормотал Владлен.

– Ага, – кивнул Коля, – жид пархатый. И что?

– Еврей в КГБ?

Шнеер положил вилку.

– Дурак, – усмехнулся он, – что ты вообще о комитете знаешь?Евреи нам, как и все умные люди, тоже нужны.

– Ну… того… в общем… я пошел домой, – брякнул Владлен.

– Сядь, – гаркнул Коля, – мы сколько лет дружим?

– Так со школы еще!

– Я тебя хоть раз подводил?

– Нет.

– Предавал?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Э… э…

– В моей работе?

– Ты о ней ничего не рассказывал!

– Права не имею. А сейчас вот сообщил, в надежде на то, чтоты умеешь держать язык за зубами. Значит, так, езжай домой и сиди тихо, – велелКоля, – ни с кем более ситуацию не обсуждай!

– Ясно.

– Даже с Аней.

– Понял.

– По издательствам не бегай.

– Ладно.

– Дома не болтай, могут прослушивать.

– Ага, – испуганно кивал Владлен.

– Упаси тебя бог прийти в ЦДЛ, напиться и понести чушь.

– Да, да, да!

– Вот и молодец, – улыбнулся Николай, – как раздобудуинформацию, позвоню. Значит, твоя задача сидеть тише воды, ниже травы и вестижизнь черепахи. Поел и спать лег, не бегай за бабами, прикинься больным.

Богоявленский послушался Шнеера и осел в квартире, дальшедвора он не выходил и со всеми знакомыми вел разговоры лишь о погоде.

Летом Николай позвал их с Аней к себе на дачу, на шашлык.Гостей приехало много, мяса и выпивки хозяева запасли без счета, и вскоре всеупились до свинячьего визга, даже женщины. Трезвую голову сохранили лишь двое:Владлен и Николай.

– Пошли в лес, – предложил Шнеер, – погуляем, пока этидрыхнут, вон мне фоторужье подарили, испробуем.

Когда дошли до поваленного бурей дерева, Шнеер мрачноприказал:

– Садись и слушай. Это, пожалуй, единственное место, гдеоткровенно поговорить можем. Значит, так, теперь я знаю все.

Владлен сел на корявый ствол, а Коля начал рассказывать проВолка. Через некоторое время Богоявленского затрясло от ужаса.

– Меня убьют, – прошептал он.

– Нет, если более не станешь предпринимать попыток издатьдурацкую рукопись на Западе.

– Да, да, то есть нет, не буду, все, все, – замахал рукамиВладлен.

– Еще одно условие.

– Какое? – вновь перепугался поэт.

– Исчезаешь из великосветского общества, живешь очень тихо,отказываешься от выступлений, не издаешь стихов. То есть можешь попыться, ноони все равно не выйдут. Сиди – молчи в тряпочку. Начнешь возмущаться, тебекаюк.

– Но я умру с голоду!

– Иди работать редактором.

– Куда? – взвыл Владлен.

– В журнал «Творчество народов Востока» [27], – пояснилКоля. – Рукописи великих узбеков, таджиков, киргизов и иже с ними правитьстанешь, я уже договорился, тебя берут.

– Но я поэт! – взвыл Владлен. – Талантливый, поцелованныйбогом человек! А ты предлагаешь мне переписывать работы полуграмотных людей,которые считаются писателями лишь потому, что в нашей стране обязана бытьмногонациональная литература?

Коля вздохнул.

– Лучше быть живым редактором, чем могилой в цветах. Подумайи ответь. Только не советуйся в Аней, ей об этой ситуации знать не надо.

– Волк мерзавец, – заорал Владлен, – негодяй! Падла! …! …!

– Тише, – шикнул Николай, – и у деревьев бывают уши! Ты теперь,когда кричать решишь, всегда вспоминай о чужих органах слуха и зрения.Доболтался уже! Рукопись на Запад отправить решил, всем растрепал!

– Только Ося и Игорь знали.

– А еще Анька!

– Что ты! Она молчала!

– Но Волк откуда-то разнюхал!

Владлен заморгал.

– То-то и оно, – подвел итог Шнеер, – что знают двое, тоизвестно и свинье! Себе порой не доверяешь.

– Хорошо, – зашептал Владлен, – понимаю, меня убьютморально, но физически оставят в живых, а Волк станет радоваться, получатьнаграды, разъезжать по кинофестивалям…

Из глаз Богоявленского покатились слезы. Коля обнял друга,прижал к себе и шепнул на ухо:

– Погоди, разное случается. Есть у меня на руках кое-какиедокументики про Никиту, настанет час, воздастся ему за все.

– И вы ушли на дно? – спросила я.