Обыск в потайном подвале эстернатского флигеля не далникаких результатов. Бомба неизвестного устройства произвела мощный, компактныйвзрыв, почти не повредивший дом, но начисто уничтоживший подземелье. От архиваничего не осталось. От леди Эстер тоже — если не считать окровавленного обрывкашелкового платья.

Лишившись руководительницы и источника финансирования,международная система эстернатов распалась. В некоторых странах приюты перешлив ведение государства или благотворительных обществ, но основная частьзаведений просто прекратила существование. Во всяком случае, оба российскихэстерната приказом министерства народного просвещения были закрыты как рассадникибезбожия и вредных идей. Учителя разъехались, дети по большей частиразбежались.

По захваченному у Каннингема списку удалось установитьвосемнадцать бывших эстернатских воспитанников, но это мало что дало, ибоневозможно было определить, кто из них причастен к организации «Азазель», а ктонет. Тем не менее, пятеро (в том числе португальский министр) ушли в отставку,двое покончили с собой, а одного (бразильского лейб-гвардейца) даже казнили.Широкое межгосударственное расследование обнаружило множество заметных иуважаемых особ, в свое время окончивших эстернаты. Многие ничуть этого и нескрывали, гордясь полученным образованием. Правда, кое-кто из «детей ледиЭстер» предпочел скрыться, уйти от назойливого внимания полиции и секретныхслужб, но большинство остались на своих местах, ибо вменить им в вину былонечего. Однако путь на высшие государственные должности отныне им был заказан,а при назначении на высокие посты вновь, как в феодальные времена, сталиобращать сугубое внимание на происхождение и родословную — не дай бог, наверхпролезет «подкидыш» (таким термином в компетентных кругах окрестили питомцевледи Эстер). Впрочем, широкая публика произведенную чистку не заметила,поскольку были предприняты тщательно согласованные между правительствами мерыпредосторожности и секретности. Какое-то время циркулировали слухи о всемирномзаговоре не то масонов, не то евреев, не то и тех, и других вместе взятых ипоминали господина Дизраэли, но потом как-то утихло, тем более что на Балканахназревал нешуточный кризис, от которого лихорадило всю Европу.

Фандорин по долгу службы был вынужден участвовать врасследовании по «Делу Азазеля», однако проявлял так мало рвения, что генералМизинов счел разумным дать молодому, способному сотруднику другое поручение,которым Эраст Петрович занялся с куда большей охотой. Он чувствовал, что вистории с «Азазелем» его совесть не вполне чиста, а роль довольно двусмысленна.Клятва, данная баронессе (и поневоле нарушенная), изрядно подпортила емусчастливые предсвадебные недели.

И вот надо же было случиться, чтобы в самый день свадьбыЭрасту Петровичу попались на глаза жертвы проявленного им «самоотвержения,доблести и похвального усердия» (так говорилось в высочайшем указе онаграждении).

Фандорин скис, понурился, и по прибытии в родительский домна Малой Никитской Лизанька решительно взяла дело в свои руки: уединилась смрачным мужем в гардеробной комнате, что находилась по соседству с прихожей, истрого-настрого запретила входить туда без спросу — благо домашним хваталозабот с прибывающими гостями, которых нужно было занять до банкета. Из кухнивеяло божественными ароматами, специально приглашенные повара из «Славянскогобазара» трудились не покладая рук с самого рассвета; за плотно запертымидверьми танцевального зала оркестр в последний раз репетировал венские вальсы —в общем, все шло своим чередом. Оставалось только привести в порядокдеморализованного жениха.

Удостоверившись, что причина внезапной меланхолии вовсе не вкакой-нибудь некстати вспомнившейся разлучнице, невеста полностью успокоилась иуверенно взялась за дело. На прямо поставленные вопросы Эраст Петрович отвечалмычанием и все норовил отвернуться, поэтому тактику пришлось сменить. Лизанькапогладила суженого по щеке, поцеловала сначала в лоб, потом в губы, потом вглаза, и суженый размяк, оттаял, снова сделался совершенно управляемым. Однакоприсоединяться к гостям молодожены не спешили. Барон уже несколько раз выходилв прихожую и приближался к закрытой двери, даже деликатно покашливал, апостучать не решался.

Но постучать все-таки пришлось.

— Эраст! — позвал Александр Аполлодорович,начавший с сегодняшнего дня говорить зятю «ты». — Извини, друг мой, но ктебе фельдъегерь из Петербурга. По срочному делу!

Барон оглянулся на молодцеватого офицера в каске с плюмажем,неподвижно застывшего возле входа. Под мышкой фельдъегерь держал квадратныйсверток, завернутый в серую казенную бумагу с сургучными орлами.

Из двери выглянул раскрасневшийся молодожен.

— Вы ко мне, поручик?

— Господин Фандорин? Эраст Петрович? — ясным, сгвардейскими переливами голосом осведомился офицер.

— Да, это я.

— Срочная секретная бандероль из Третьего отделения.Куда прикажете?

— Да хоть сюда, — посторонился ЭрастПетрович. — Извините, Александр Аполлодорович (не приучился пока ещеименовать тестя по-родственному).

— Понимаю. Дело есть дело, — наклонил головутесть, прикрыл за фельдъегерем дверь и сам встал снаружи, чтобы, не дай Бог, невлез кто посторонний.

А поручик положил бандероль на стул и достал из-за отворотамундира листок.

— Извольте расписаться в получении.

— Что это там? — спросил Фандорин, ставя подпись.

Лизанька с любопытством смотрела на сверток, не выказывая нималейшего желания оставить мужа наедине с курьером.

— Не извещен, — пожал плечами офицер. — Фунтачетыре весу. У вас сегодня радостное событие? Возможно, в этой связи? Во всякомслучае, поздравляю от себя лично. Тут еще пакет, который, вероятно, вам всеобъяснит.

Он вынул из-за обшлага небольшой конверт без надписи.

— Разрешите идти?

Эраст Петрович кивнул, проверив печать на конверте.

Отсалютовав, фельдъегерь лихо развернулся и вышел.

В затененной комнате было темновато, и Фандорин, вскрывая находу конверт, подошел к окну, которое выходило прямо на Малую Никитскую.

Лизанька обняла мужа за плечи, задышала в ухо.

— Ну, что там? Поздравление? — нетерпеливоспросила она и, увидев глянцевую карточку с двумя золотыми колечками,воскликнула. — Так и есть! Ой, как это мило!

В эту секунду Фандорин, привлеченный каким-то быстрымдвижением за окном, поднял глаза и увидел фельдъегеря, который вел себя немногостранно. Он быстро сбежал по ступенькам, с разбегу вскочил в ожидавшую пролеткуи крикнул кучеру: