В униформе официантки я чувствовала себя невидимкой – никомуне было до меня ровным счетом никакого дела. Лишь изредка самые юные излюбовниц влиятельных людей, видимо, недавно купленные по очень высокой цене«мисс» всевозможных конкурсов, бросали на меня снисходительные и одновременнополные презрения взгляды. Девочки из маленьких райцентров какой-нибудь Брянскойили Орловской области, выгодно продавшие высокую грудь, длинные ноги и глаза,которые еще совсем недавно не видели ничего, кроме бессмысленных дракпоселкового хулиганья, были исполнены достоинства и скрытого торжества.

Среди гостей было несколько смутно знакомых лиц – их явидела в журналах с кроссвордами, которые Виталик разбрасывал где попало.Содержание статей о них я забыла напрочь, но вот персонажи с фотографическогоглянца – холеные и преуспевающие – остались.

Получив минутную передышку, я подошла к окну, – двор переддомом был уже забит дорогими иномарками, а они все продолжали и продолжалиприбывать. У «влиятельного человечишки» подлинный размах, ничего удивительного,что я была всего лишь одной из тридцати официанток, неприметная вершительницачьей-то судьбы…

«Мероприятие», как его охарактеризовал Герберт Рафаилович,начиналось в девять. Я вдруг подумала о том, успеет ли Олег на свой самолет вноль пятьдесят, и тут же закусила губу. В ноль пятьдесят все будет кончено, вот«только самолет в Париж может улететь без Олега… Забыв об указаниях Лапицкого,рискуя вызвать ненужные подозрения, я бродила по той части дома, что прилегалак банкетному залу. Оттуда доносился глухой гул, похожий на морской прибой. Додевяти оставалось пятнадцать минут. В девять выйдет хозяин праздника, звездыупадут в море и наступит полный штиль.

…Все полы в коридорах были устелены мягкими дорожками свысоким ворсом. Ворс скрадывал шаги и делал любого человека, идущего по ним,похожим на воришку с самыми серьезными намерениями. Только один раз я забыла,куда повернуть, я спутала коридоры – черт бы побрал мой пространственныйидиотизм! – и остановилась у входа на другую половину дома: видимо, апартаментыхозяина. И сейчас же прямо передо мной, как будто из-под земли, вырос мрачныйсосредоточенный охранник.

– Что случилось? – отрывисто спросил он, оглядывая меняс головы до ног и сморщив узкий массивный лоб. – Что вы здесь делаете?

Я неловко оправила узенький официантский передник ипропищала:

– Заблудилась.

– Вы в обслуге? – продолжал допрос он, цепляясь глазамиза мою одежду.

– Я официантка.

– Фамилия?

Перепугавшись насмерть, я чуть не забыла фамилию:

– Рябовичева. Герберт Рафаилович в курсе.

Охранник вынул сотовый, весело забегал пальцами по кнопкам,дождался ответа и спросил:

– Рафаилыч, у тебя телка не пропадала? ФамилияРябовичева…

Выслушав ответ, он смягчился, даже складка на лбуразгладилась:

– По коридору и направо.

– Спасибо… Простите, ради Бога…

Неплохо же тебя охраняют, Валентин Константинович! В отличиеот Юлика Дамскера, убитого мной в его же собственном кабинете. Ему не повезло.Впрочем, какая разница, где тебя пристрелят, господин Кожинов!.. Но, если тамбудут сшиваться такие молодцы, мне не выбраться живой. Предаваясь грустныммыслям, я вернулась в комнаты, прилегающие к кухне – «людские», как выспренненазывал их Герберт Рафаилович. Девочки, нанятые обслуживать банкет, только чтозакончили подготовительную работу и получили передышку. В их устало скрещенныхногах, в их негромких голосах было предвкушение скорого и богатого расчета: некаждый день выпадает обслуживать банкеты такого уровня. Мне нечего было делатьсреди них, я вдруг почувствовала, что выгляжу белой вороной в этой маскараднойуниформе официантки. Кивнув им, – что с меня взять, застенчивая девочка, неочень ловкая, больше шести тарелок на поднос не берет! – я прикрыла дверь.

Пистолет оказался на месте.

Я приоткрыла дверь подсобки с особыми предосторожностями,дождавшись, пока в коридоре никого не будет. Фигаро идет пятым, время еще есть,нужно успокоиться и взять себя в руки. Подумав, я сняла передник, спрятала егов подсобку и осталась в коротеньком черном платье, вполне элегантном; платьебыло выдано мне Гербертом Рафаиловичем по приходе, он лично проконтролировал,как я переодеваюсь: «Все должно быть на высшэм уровнэ, прэлэсть моя, такоесобытие раз в пятьдэсят лэт бывает, жэнщина должна ласкать глаза, даже когдаподает поросенка с хрэном…»

Стараясь избегать коридора с бдительным охранником, яотправилась в другую часть дома – туда, где были артисты. Я знала примерноерасположение импровизированных гримерок, да и выглядела теперь как беднаясестричка, пришедшая навестить преуспевающего братца-актера.

Впрочем, предосторожности на сей раз оказались излишними: ябез труда нашла нужный тупичок по стайке курящих миниатюрных балеринок впуантах, участниц па-де-де, как презрительно охарактеризовал их Лапицкий.Балеринки – предмет вожделений Олега, если не считать почти мифическую Марго.

Зачем я решила найти его – я и сама не знала.

– Мне нужен Олег Куликов, актер. Фигаро, – обратилась як юным дивам, похожим друг на друга, как кордебалет в «Дон Кихоте» Минкуса.

Они совсем по-детски подтолкнули друг друга локтями инаклонили зализанные головки.

– Это где-то здесь, – неуверенно сказала одна из них.

– Четвертая дверь по коридору, – подсказала вторая,проявив завидную осведомленность: видимо, Олег все-таки успел улыбнуться ейсвоей неотразимой светской улыбкой.

– А что, уже пора? – видимо, они приняли меня закого-то из администраторов.

– Нет-нет…

Я нашла четвертую дверь и вошла без стука, как будто быхотела застать Олега врасплох, увидеть, как он тайком меняет свое униженное,измученное лицо на торжествующую маску Фигаро.

Мой Фигаро сидел у зеркала, уронив голову в колени.

– Эй! – окликнула я его.

Он вздрогнул, поднял голову и посмотрел на меня.Загримированное лицо было неестественно красивым – мертвые потухшие глаза ирот, похожий на открытую рану.

– Ты даже здесь не можешь оставить меня в покое!

– Прости. Хотела узнать, как ты.

– Со мной все в порядке. Уходи.

– Да. Сейчас. – Теперь и я понимала, что мой визит былглупостью, но оторваться от мертвых глаз, в которых отражалась и моя будущаясудьба, не могла.

– Уходи, – еще раз повторил он, и почти тотчас жераздался веселый и настойчивый стук в дверь.

– Кто? – машинально спросил Олег.

– Это я, Марго, родной мой!

Лицо Олега исказилось, как у мальчика, пойманного родителямиза мастурбацией в туалете.