Она сглотнула так громко, что я услышала через полкоридора,и ответила:

– Пророчество гласит, что зеленый человек вернет жизньдвору.

– Какое пророчество? – спросил Айслинг.

– Кел спросил у провидца, представляет ли Мередитнастоящую угрозу. Ответ был, что она вернет жизнь двору с помощью зеленогочеловека и чаши. Гален – единственный зеленый человек, которого она взяла ссобой. Когда мы увидели, как она на него смотрела на пресс-конференции, мыубедились, что он – ее зеленый рыцарь.

– Никому из вас не пришло в голову, что зелеными людьминазывают божеств растительности и даже Консорта могут так назвать? –спросила я.

Меланжель пропустила мой вопрос мимо ушей, но когда егоповторил Айслинг, ответила:

– Принц Кел сказал, что пророчество говорит о Галене.

– А вы верите всему, что говорит Кел? – спросилая.

Айслинг произнес те же слова, и она сказала:

– Да.

– Дура, – прокомментировала Хафвин за моей спиной.

– Что еще говорилось в пророчестве? – спросилАйслинг.

– Что когда некто от плоти и крови воссядет на трон,Кел умрет.

– Как он понял слова "от плоти и крови"?

– Смертный.

– Наверное, вы по потолку забегали, когда оказалось,что принцесса владеет руками плоти и крови.

– Да, – просто сказала Меланжель.

– Есть еще что-нибудь, что нам следует знать одействиях Кела? – спросил Айслинг, и я мысленно похвалила егоскрупулезность.

Она согнулась как от боли. Готорн отступил, не решаясь к нейприкоснуться. Его магия не была подобна магии Меланжель или Айслинга, так что,возможно, эта женщина представляла для него опасность. Как бы то ни было,веревка упала с ее рук, а Готорн этого не заметил, потому что смотрел всторону. Айслинг потянулся за мечом, но он стоял на коленях в неудобной позе.Она вскинула руки к лицу и выцарапала себе глаза – мы смогли только ошеломленносмотреть. У нее по лицу потекли кровь и прозрачная жидкость.

– Теперь вы меня не заставите выдавать тайны! –заявила она злобно, обычным своим голосом.

Айслинг вдвинул в ножны наполовину вытащенный меч.

– Меланжель, ты не перестанешь меня видеть. Я тебяпредупреждал.

Не могу сказать, слезы текли у нее по щекам или остатки ееглаз.

– Зрелище твоего сияющего лица будет последним, что мнедовелось видеть. Я тебя за это ненавижу, но сожалеть не могу.

– Ох, Меланжель, – сказал он и коснулся ее щеки.Она легла окровавленной, мокрой щекой ему на ладонь, как это делают любовники.Она позволила ему ласкать свое лицо – всего мгновение – и выпрямилась опять.

– Ведите меня к королеве, в темницу, куда угодно – толькоуведите от него.

Готорн поднял ее на ноги и заново связал ей руки, тщательнопроверив узлы.

– Что с ней делать, принцесса?

– Я имею право требовать суда королевы, – заявилКиеран.

– Ты – да, но не она. Если бы Кел был на свободе, ееследовало бы отвести к нему, но сейчас... – Я покачала головой иотвернулась от изуродованного лица. – Холод... – Я уткнулась лбом вего грудь. – Я не знаю, что с ней делать.

– Отправь ее в темницу. Скажи Иезекиилю не трогать еедо дальнейших твоих распоряжений.

– А с Канной?

– То же самое.

– Лорды?

– Посмотрим, что с ними сделает королева.

Холод распределил поручения между стражами. Догмэлу онпослал с лордами. Толкая в спину Киерана, она сказала мне:

– Я не любительница женщин.

Реплика была настолько не к месту, что я смогла лишьпробормотать:

– Я тоже.

– Но Хафвин...

Тут до меня дошло, что, пока мы пытались найти разгадкупокушений на Галена и выясняли подробности заговора Кела, она была озабоченасвоей добродетелью. Она хотела уйти от Кела, но не настолько, чтобы лечь с женщиной.Чтобы избавиться от Кела, я переспала бы даже с существом, вообще не похожим начеловека. Я умею выбирать из двух зол меньшее. Глядя на Догмэлу, я не знала,смеяться мне или плакать. Перед моими глазами все еще стояло изуродованное лицоМеланжель. Наверное, оно мне будет сниться в кошмарах.

– Я пересплю с Хафвин и с кем угодно, кто пожелаетприсоединиться ко мне, но не потому, что я люблю женщин, а потому, что я никогоне хочу оставлять на милость Кела, если в моих силах их спасти. А теперь уведиКиерана к королеве и доложи ей о его преступлениях честно и точно.

Она ушла, и другие ушли вслед за ней, двое стражей несли всееще бессознательного лорда Инниса. За ним тянулась кровавая дорожка.

Айслинг опять накинул на голову золотистую вуаль. Порез унего на животе почти затянулся.

– Использование силы пошло тебе на пользу, –отметила я, все еще прячась на груди Холода.

– Мне пошло на пользу, что я переиграл Меланжель в еесобственную игру. А когда-то она была почти равна мне силой.

– Она потеряла большую часть себя, – сказал Холод.

– Ее звали Сладким Ядом...

Я хотела спросить, расстроен ли он поступком Меланжель.Волновало ли его, что женщина предпочла вырвать себе глаза, только бы неглядеть ему в лицо? Но я ничего не спросила. Это я просила его применить своюсилу. Ответственность лежала на мне. То, что я не предвидела последствий, меняне оправдывало. Нельзя использовать неизвестную тебе магию – именно потому, чтов результате случается вот такое дерьмо. Я уткнулась лицом в грудь Холода,чтобы не смотреть на Айслинга, даже в вуали.

Айслинг засмеялся глубоким, красивым мужским смехом.

– А меня звали Прекрасным Ужасом.

По голосу было слышно, что он доволен собой.

Я хотела сказать, что не думала, что все так выйдет, нопромолчала. Все равно это не оправдание.

Майор Уолтерс, полиция, криминалисты и медэксперт докторПоласки обрушили на меня поток жалоб и упреков. Ноутбук не работает. Сотовыетелефоны не работают. Никакое оборудование на батарейках не работает, даже самибатарейки не работают! И я ли это кричала недавно и почему я звала Галена?

Гламор позволяет скрыть множество грехов; у нас с Галеном уобоих хватило умения скрывать кровь. Пока никто не вздумает хлопнутького-нибудь из нас по плечу и не обнаружит мокрую и липкую от крови одежду – мыв безопасности.

– Мы не знаем, что происходит здесь, в холме, ссовременной техникой. Мне очень жаль, что она не работает, – сказала я. Ябы очень хотела, чтобы они перестали орать все одновременно, но грубить им нестоило. Копы не любят, когда у них ни черта не выходит, особенно если толькочто на них взъелись из-за вас все местные фэбээровцы. Не важно, что Уолтерсупонравилось, как я скормила Маркесу его собственную шляпу: все равно из-заэтого жизнь полицейского могла сильно усложниться.