— Ашотик-джан! Сколько лет, сколько зим!

— Простите, вы обознались.

Ашот Отстранился от нежданного знакомца, пытаясьвспомнить," где же он его видел. Лицо вроде действительно было знакомое,но такое нехарактерное, незапоминающееся, что память отказывалась его опознать.

— Да как же, Ашот, ты что, не помнишь? Краснодар, летодевяностого года...

— Извините, я никогда не был в Краснодаре, — неморгнув, открестился Ашот от ненужного знакомца, — разрешите пройти, выменя с кем-то перепутали.

Он отодвинул фамильярно приобнявшего его человека, купилбилет и по шатким сходням поднялся на корабль. Здесь он тихо переговорил сматросом, отвязывавшим канат от кнехта, в воздухе мелькнула зеленая бумажка, иАшота проводили к капитану речного трамвая. С ним он тоже тихо переговорил,мелькнула зеленая бумажка большего достоинства, потом еще несколько, и капитаннаконец кивнул, а Ашот, довольный результатом разговора, поднялся на верхнююпалубу и подошел к поручням по левому борту.

Речной трамвай отошел от дебаркадера и медленно вышел вфарватер. Не по-сентябрьски припекало солнце, по сторонам проплывали самыекрасивые набережные мира, но Ашоту Арутюняну было не до этих красот; Оннапряженно всматривался в речную даль.

— Мама, мама, смотри, навстречу еще один трамвайчикплывет! — прощебетало неподалеку создание лет пяти с розовым бантом вволосах.

Навстречу действительно двигался второй такой же речнойтрамвай. Вскоре два корабля должны были пройти недалеко друг от друга, почтисоприкоснувшись в самом узком месте фарватера.

Вдруг тот корабль, на котором плыл Ашот, сбросил ход,остановился и понемногу двинулся назад задним ходом. Встречный трамвайпоравнялся с ним, почти соприкасаясь бортами.

На верхней палубе стоял Гена — молодой человек удивительнореспектабельной наружности, в легком летнем костюме и позолоченных очках. Вруке он держал аккуратный кожаный чемоданчик.

Гена посматривал на часы, видимо, ожидая встречи.

— Эй, Гена! Не туда смотришь! — окликнул его Ашот.

Корабли едва ли не терлись бортами и двигались теперь водном направлении.

Удивленные детишки толпились вдоль левого борта, глядя на соседнийтрамвайчик.

Какой-то малыш подошел совсем близко к Ашоту, и тот взглянулна него так свирепо, что ребенок с ревом умчался к матери.

— Покажи деньги! — быстро приказал Ашот.

Гена, оглянувшись по сторонам, приоткрыл чемодан, стараясь,чтобы его содержимое не было видно никому, кроме Ашота.

Чемодан был плотно набит пачками зеленых кредиток.

— Быстро меняемся, — Ашот снял с плеча синююсумку, — пока корабли не разошлись!

— Э нет, — Гена прижал к груди чемодан, —сначала покажи статуэтку.

Ашот огляделся по сторонам волчьим взглядом, убедившись, чтоникто на него не смотрит, запустил руку в сумку.., и лицо его удивленновытянулось. Не доверяя своему осязанию, он вытащил на свет Божий содержимоесумки.

В его руке, матово поблескивая на ярком солнце, красовалсябронзовый бюст вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина.

Лицо Ашота исказилось удивлением и яростью. Он вспомнилслучайную встречу на причале, вспомнил фамильярные объятия давнего знакомого..,и вспомнил наконец самого этого знакомого.

— Маркиз, сволочь поганая! — вскрикнул Ашот, азатем выдал такой заковыристый поток ругательств, что возникший неподалекумальчуган лет шести заорал от страха, а его мамаша схватила свое чадо ипотащила прочь.

— Это что — шутка? — холодно осведомился Гена иполез в правый карман пиджака. — Ты хорошо подумал, прежде чем так шутитьс нами?

Ашот взревел, перегнулся через перила речного трамвая ипопытался дотянуться до вожделенного чемодана, который уже почти был в егоруках. Гена вытащил руку из кармана. В этой руке был не пистолет, а всего лишьбелый платок. По взмаху этого платка притаившийся на юте корабля снайпер нажална спусковой крючок. Выстрел из пистолета с глушителем был не громче хлопкаладони. Ашот Арутюнян, слишком сильно перегнувшийся через перила, охнул иполетел в узкий зазор между двумя кораблями. Оплаченная им остановказакончилась, и речной трамвай, постепенно набирая ход, двинулся дальше посвоему маршруту.

В кармане барона Гагенау запищал мобильный телефон. Номерэтого телефона был известен только узкому кругу особо доверенных людей. Баронприложил трубку к уху и сухо прокаркал:

— Здесь Гагенау!

— Господин барон, — проворковал в трубке приятныйженский голос с сильным славянским акцентом, — я очень, очень хочу с вамиснова увидеться!

— Что? — удивленно переспросил барон. — Ктоэто говорит?

— Неужели вы меня уже забыли? А мне казалось — я былавам так дорога!

— Что за чушь? Кто это говорит? — снова повторилбарон.

Он отключил бы телефон, но прежде хотел узнать, кто могразболтать номер его личного мобильника.

— Это я, Ламашту, — ответил чарующий голос, —я так хочу вернуться домой! Господин Зарудный не оправдал ваше доверие.

— Что? — Барон от волнения немного охрип. —Это не телефонный разговор.

— Я тоже так считаю, — промурлыкалаженщина. — Встретимся завтра утром в одиннадцать в итальянском кафе возлеМихаэльскирхе.

На следующий день барон, оставив свой «бентли» с шофером вдвух кварталах от места встречи, вошел в маленькое итальянское кафе. Из-зауглового столика ему помахала невероятно вульгарная девица в розовом кожаномплаще, огромных розовых же очках и с густой копной платиновых волос. Баронподошел к столику и слегка поклонился.

— Присаживайтесь, господин барон, — предложиладевица вполголоса и уже совсем тихо, прикрывая рот рукой, добавила:

— Я — Ламашту.

Барон, инстинктивно оглядевшись по сторонам, сел за столик.

— Меня похитили, — жалобно прошепталадевица, — а я так хочу вернуться домой, в вашу коллекцию!

— Прекратите паясничать! — оборвал еебарон. — Статуэтка у вас?

— Допустим! — Девица перешла на более деловой тон.

— Чем вы это докажете?

На колени барона лег плотный конверт.

Он осторожно приоткрыл его и увидел моментальную фотографию,сделанную «полароидом» — золотая ассирийская статуэтка покоилась на свежемномере «Зюддойче Цайтунг».

— Допустим, — как эхо повторил барон, убралфотографию в конверт и вернул его хозяйке. — Каковы ваши условия?

Девица, снова перейдя на пискляво-жалобный тон, ответила: