— Я надеюсь, здесь есть все, что вам нужно, мисс? — сказаламиссис Роджерс.

Вера огляделась. Ее чемодан принесли и распаковали. Одна издверей вела в ванную комнату, облицованную голубым кафелем.

— Да, да, все.

— Если вам что-нибудь понадобится, мисс, позвоните.

Голос у миссис Роджерс был невыразительный, унылый. Вера слюбопытством посмотрела на нее. Бледная, бескровная — ни дать ни взятьпривидение! Волосы собраны в пучок, черное платье. Словом, внешность самая чтони на есть респектабельная. Вот только светлые глаза беспокойно бегают посторонам.

«Да она, похоже, и собственной тени боится», — подумалаВера. И, похоже, попала в самую точку. Вид у миссис Роджерс был насмертьперепуганный… У Веры по спине пошли мурашки. «Интересно, чего может бояться этаженщина» — но вслух она любезно сказала:

— Я новый секретарь миссис Оним. Впрочем, вы наверняка обэтом знаете.

— Нет, мисс, я ничего не знаю, — сказала миссис Роджерс. — Яполучила только список с именами гостей и с указаниями, кого в какую комнатупоместить.

— А разве миссис Оним не говорила вам обо мне? — спросилаВера.

— Я не видела миссис Оним, — сморгнула миссис Роджерс. — Мыприехали всего два дня назад.

«В жизни не встречала таких людей, как эти Онимы», — думалаВера. Но вслух сказала:

— Здесь есть еще прислуга?

— Только мы с Роджерсом, мисс.

Вера недовольно сдвинула брови: «Восемь человек, с хозяиноми хозяйкой — десять, и только двое слуг».

— Я хорошо готовлю, — сказала миссис Роджерс. — Роджерс вседелает по дому. Но я не ожидала, что они пригласят так много гостей.

— Вы справитесь? — спросила Вера.

— Не беспокойтесь, мисс, я справлюсь. Ну а если гости будутприезжать часто, надо думать, миссис Оним пригласит кого-нибудь мне в помощь.

— Надеюсь, — сказала Вера.

Миссис Роджерс удалилась бесшумно, как тень.

Вера подошла к окну и села на подоконник. Ею овладелосмутное беспокойство. Все здесь казалось странным — и отсутствие Онимов, и бледная,похожая на привидение, миссис Роджерс. А уж гости и подавно: на редкостьразношерстная компания. Вера подумала: «Жаль, что я не познакомилась с Онимамизаранее… Хотелось бы знать, какие они…»

Она встала и, не находя себе места, заходила по комнате.Отличная спальня, обставленная в ультрасовременном стиле. На сверкающемпаркетном полу кремовые ковры, светлые стены, длинное зеркало в обрамлениилампочек. На каминной полке никаких украшений, лишь скульптура в современномдухе — огромный медведь, высеченный из глыбы белого мрамора, в него вделанычасы. Над часами, в блестящей металлической рамке кусок пергамента, на немстихи. Вера подошла поближе — это была старая детская считалка, которую онапомнила еще с детских лет:

— Десять негритят отправились обедать,

Один поперхнулся, их осталось девять.

Девять негритят, поев, клевали носом,

Один не смог проснуться, их осталось восемь.

Восемь негритят в Девон ушли потом,

Один не возвратился, остались всемером.

Семь негритят дрова рубили вместе,

Зарубил один себя — и осталось шесть их.

Шесть негритят пошли на пасеку гулять,

Одного ужалил шмель, их осталось пять.

Пять негритят судейство учинили,

Засудили одного, осталось их четыре.

Четыре негритенка пошли купаться в море,

Один попался на приманку, их осталось трое.

Трое негритят в зверинце оказались,

Одного схватил медведь, и вдвоем остались.

Двое негритят легли на солнцепеке,

Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.

Последний негритенок поглядел устало,

Он пошел повесился, и никого не стало.

Вера улыбнулась: «Понятное дело: Негритянский остров!» Онаподошла к окну, выходящему на море, и села на подоконник. Перед нейпростиралось бескрайнее море. Земли не было видно: всюду, куда ни кинь взгляд,— голубая вода, покрытая легкой рябью и освещенная предзакатным солнцем.

«Море… Сегодня такое тихое, порой бывает беспощадным… Оноутягивает на дно. Утонул… Нашли утопленника… Утонул в море… Утонул, утонул,утонул… Нет, она не станет вспоминать… Не станет думать об этом! Все это впрошлом».

Доктор Армстронг Прибыл на Негритянский остров к закату. Подороге он поболтал с лодочником — местным жителем. Ему очень хотелосьчто-нибудь выведать о владельцах Негритянского острова, но Нарракотт, как нистранно, ничего толком не знал, а возможно, и не хотел говорить. Так чтодоктору Армстронгу пришлось ограничиться обсуждением погоды и видов на рыбнуюловлю.

Он долго просидел за рулем и очень устал. У него болелиглаза. Когда едешь на запад, весь день в глаза бьет солнце. «До чего же онустал! Море и полный покой — вот что ему нужно. Конечно, ему бы хотелосьотдохнуть подольше, но этого он, увы, не мог себе позволить. То есть он,конечно, мог это себе позволить в смысле финансовом, но надолго отойти от делон не мог. Так того гляди и клиентуру растеряешь. Теперь, когда он добился успеха,ни о какой передышке не может быть и речи. И все равно, — думал он, — хотя бына сегодня забуду о Лондоне и о Харлистрит, и обо всем прочем, представлю себе,что я никогда больше туда не вернусь.

В самом слове «остров» есть какая-то магическая притягательнаясила. Живя на острове, теряешь связь с миром; остров-это самостоятельный мир.Мир, из которого можно и не вернуться. Оставлю-ка я на этот раз повседневнуюжизнь со всеми ее заботами позади», — думал он. Улыбка тронула его губы: онпринялся строить планы, фантастические планы на будущее. Поднимаясь повырубленным в скале ступенькам, он продолжал улыбаться.

На площадке сидел в кресле старик — лицо его показалосьдоктору Армстронгу знакомым. «Где он мог видеть это жабье лицо, тонкуючерепашью шею, ушедшую в плечи, и главное — эти светлые глаза-буравчики? Ну,как же, это старый судья Уоргрейв. Однажды он проходил свидетелем на егопроцессе. Вид у судьи был всегда сонный, но его никто не мог обойти. Наприсяжных он имел колоссальное влияние: говорили, что он может обвести вокругпальца любой состав. Не раз и не два, когда обвиняемого должны были навернякаоправдать, ему удавалось добиться сурового приговора. Недаром его прозваливешателем в мантии. Вот уж никак не ожидал встретить его здесь».