— На это я и рассчитывал, — невозмутимо заметилДжон и подмигнул Диане, которая как раз подала устриц. Все шестеро друзей оченьлюбили блюда из морепродуктов, поэтому на сегодня в качестве главного блюда уДианы был запланирован омар «Термидор», после которого она собиралась податьсалат и сыр, купленный специально для Паскаль, утверждавшей, что она чувствуетсебя обманутой каждый раз, когда после главного блюда вместо сыра или ветчиныподают какую-нибудь траву под майонезом. На десерт была приготовленатихоокеанская треска в лимонной глазури, которую Эрик обожал, а все другиегорячо одобряли. Меню, таким образом, было по-настоящему праздничным, и всепредвкушали приятный и спокойный вечер. — Господи, нигде я не ем таквкусно, как у тебя! — заметил Джон, когда Диана появилась из кухни, держана вытянутых руках блюдо с только что вынутой из духовки треской, и под дружныеаплодисменты поставила ее на стол. — Послушай, Паскаль, почему бы тебе невзять у Дианы пару рецептов вместо того, чтобы кормить меня кровяной колбасой,кишками, мозгами, почками и прочей гадостью?

Ты бы никогда не позволил мне тратить деньги на нормальнуюеду, — хладнокровно парировала Паскаль. — Кроме того, ты сам сказал,что тебе нравятся мозги. Очевидно, своих у тебя не хватает.

— Я солгал, — быстро нашелся Джон. — Большевсего на свете я люблю запеченную треску и омаров, — добавил он, лучезарноулыбнувшись хозяйке дома.

Услышав это заявление, Роберт усмехнулся. Постоянныепикировки супругов Донелли забавляли его даже теперь, после двадцати пяти летзнакомства, и точно так же относились к ним и остальные. Ни Моррисоны, ни Смитыникогда не волновались за Джона и Паскаль. Впрочем, и собственные браки тожеказались им очень крепкими, а партнеры — верными и надежными. И это быловдвойне удивительно в сегодняшнем мире, в котором было так много уродливого,странного, проходящего. Им всем посчастливилось найти идеальных спутниковжизни, и за это они не переставали благодарить судьбу. Впрочем, и отношениямежду всеми тремя парами отличались редкой гармонией; их союз был союзомнастоящих, верных друзей, которых теперь осталось так мало. Роберт любилназывать их компанию «шесть мушкетеров», и хотя их интересы были очень разными— зачастую даже противоположными, — это не мешало оставаться друзьями.

Было уже начало двенадцатого, когда в завязавшемся общемразговоре Энн случайно упомянула о том, что в этом году и Джону, и Эрикуисполнилось шестьдесят и что теперь она не чувствует себя такой древней (самойЭнн шестьдесят исполнилось в прошлом году).

— Да, Энн права: шестьдесят — возраст солидный,особенно для мужчин. У женщин-то, как известно, не бывает возраста. Словом, ясчитаю, что это нужно как-то отпраздновать, — сказала Диана, когда гостисели пить кофе и Джон закурил свою ритуальную сигару. Из всей компаниипостоянно курили только он и Паскаль, которая то и дело позволяла себе одну-двезатяжки — особенно после плотного обеда в обществе друзей. Мода на курениесреди женщин пришла сравнительно недавно, но Паскаль покуривала всегда — дажекогда танцевала на сцене. У нее в столе или в сумочке всегда лежала пачкафранцузских «Галуаз», и, как ни странно, сигарета шла ей, несмотря на еехрупкое телосложение.

— У тебя есть какие-нибудь предложения? — ленивопроговорил Роберт, улыбнувшись жене. — Может быть, нам всем стоитотправиться в клинику косметической хирургии и сделать себе подтяжку лица? Яимею в виду мужчин, разумеется, — ведь наши женщины ни в чем подобном ненуждаются!..

Услышав эти слова, Эрик не сдержался и заговорщическиподмигнул Диане. О том, что она побывала в кабинете пластической хирургии, онине сказали даже друзьям — это был их маленький секрет. Эрик сам нашел Дианеврача, не желая, чтобы она обращалась к подругам за советом.

— А что? По-моему, небольшая операция пойдет Джону напользу! — добавил Роберт, в упор глядя на друга. В самом деле, в последнеевремя у него появилось несколько глубоких морщин возле глаз и в уголках рта, ноони странным образом ему шли, придавая лицу Джона выражение мужественное ирешительное.

— Ему не подтяжка нужна, а липосакция, —проворчала Паскаль и, щурясь от дыма, поглядела на мужа. — Иначе он скороперестанет умещаться в кресле.

— Это все из-за кровяной колбасы и мозгов с горошком,которыми ты меня кормишь, — прокурорским тоном заявил Джон.

— А если я перестану тебя ими кормить? —осведомилась Паскаль.

— Тогда я тебя просто задушу, — отозвался Джон,делая зверское лицо и одновременно протягивая жене сигару, чтобы она моглазатянуться. Паскаль затянулась дважды и зажмурилась от удовольствия.

— Да нет, я серьезно! — проговорила Диана, бросиввзгляд на часы и убедившись, что до полуночи остается еще полчаса — вполнедостаточно времени, чтобы обсудить ее идею. — Надо же как-то отпраздноватьтот факт, что наши мужчины достигли настоящего совершеннолетия!

Из всех шестерых только ей и Паскаль еще не былошестидесяти, и Диана вовсе не спешила пересекать этот рубеж. В самой цифре «шестьдесят»ей чудилось что-то значительное и… неотвратимое.

— Почему бы нам не отправиться вшестером в еще однопутешествие? — предложила она.

— Но куда? Куда мы поедем?! — театральновоскликнул Роберт, но в глазах его сверкнул огонек интереса. Он и Энн любилибывать в экзотических странах. Каждый раз, когда позволяла работа, они вместеотправлялись в какое-нибудь место, где «еще не ступала нога белого человека».Прошлым летом они побывали в Индонезии, чуть не погибли во время массовыхбеспорядков и… остались очень довольны приключением. Во всяком случае, обаутверждали, что этой поездки они не забудут до конца жизни, что было оченьпохоже на правду.

— Как насчет Кении? — с надеждой осведомилсяДжон. — Мне бы очень хотелось снова побывать на настоящем сафари!

Ты только перепугаешь всю африканскую живность! — спрезрением ответила Паскаль. Несколько лет назад она ездила с мужем в Ботсванув национальный охотничий заповедник и осталась очень недовольна тем, что ейпришлось жить в палатке, отмахиваться от мух и комаров и каждую минуту ждать,что на них наступит один из слонов, которые разгуливали вокруг лагеря,нисколько не боясь людей. Впрочем, она бы не согласилась ехать куда-то, кромеПарижа, даже если бы ей предложили самые лучшие условия. В Париже у Паскаль былополно друзей и родственников, с которыми она мечтала повидаться, однакоподобная перспектива не устраивала Джона. Он терпеть не мог ходить с Паскаль кее родственникам и знакомым и слушать бесконечные разговоры «на их лягушачьемязыке», как он выражался, из которых он не понимал ни слова, да и не хотелпонимать. Джон обожал жену, но ее родня не вызывала у него никаких чувств,кроме раздражения.

— Я ненавижу Африку, ненавижу грязь и мух, —заявила Паскаль решительно. — У меня есть предложение получше. Давайтелучше все вместе двинем в Париж, а? Уверяю вас: мы чудесно проведем время!

С твоей матерью, что ли?.. — проворчал Джон, зановораскуривая сигару, которая успела погаснуть. — Бьюсь об заклад: мадам Жардинбудет на седьмом небе от счастья, если мы все остановимся у нее. Толькопредупреждаю: каждое утро нам придется стоять в очереди, чтобы попасть в ваннуюкомнату, потому что моя дражайшая теща имеет привычку сидеть там по полчаса, неменьше! Она, видите ли, прихорашивается, прежде чем выйти на улицу, и все равноу нее такое лицо, что… Если бы в Париже сохранились конные экипажи, от нее бы,наверное, лошади шарахались! Кроме того, существует еще тещина мама…