Миновали летние каникулы, осенью она пошла на третий курс иисправно продолжала посещать научный кружок при кафедре психиатрии. В началеоктября она напустила на себя вселенскую скорбь, перестала улыбаться,периодически подносила к глазам платочек, промакивая несуществующие слезы.Разумеется, от взгляда доцента Бороданкова это не укрылось.

– Что с вами, Оля? – как-то раз спросил он. –У вас что-нибудь случилось? Вы прямо на себя не похожи.

– Ничего у меня не случилось, – ответила онахмуро, пряча глаза. – Просто противно все. Тоска такая… Хоть вешайся.

– На личном фронте беда? – вежливо поинтересовалсядоцент.

– На личном фронте? – Она подняла глаза иизобразила изумление. – Нет, на личном фронте у меня бед не бывает. Там уменя все в порядке. Просто… Не знаю, как сказать. Надоело мне все. Серость,скука, однообразие, и никакого просвета.

– А хотите, снова устроим праздник? – внезапнопредложил Бороданков.

Впрочем, это ему так казалось, что он сам предложил, да ещеи внезапно. Ольга аккуратно подвела его к этому предложению, нацепив на крючокяркую приманку благотворительности.

– Вам снова нужны материалы? – грустно спросилаона.

– Нет-нет, Оля, мне ничего не нужно. Но помните, выговорили, что праздники – единственное, что еще осталось ценного в нашей жизни.Знаете, я сейчас понял, что вы абсолютно правы. Жизнь у нас серая, скучная,однообразная, и нам обязательно нужно устраивать маленькие праздники, чтобы несойти с ума. Так как, вы согласны?

– Согласна, – равнодушно бросила она. –Давайте попробуем.

Второй праздник получился даже лучше первого. Ольга сказала,что в ресторан она не хочет, лучше сама приготовит что-нибудь изысканное. Онисели в машину Бороданкова, поехали на Центральный рынок и там изображалисупругов-миллионеров, покупающих все самое дорогое, не спрашивая цену, неторгуясь и не жалея денег. Набив сумки продуктами, они двинулись к выходу, итут Александр Иннокентьевич сделал еще один жест – купил охапку темно-бордовыхроз на длинных толстых стеблях.

У него дома Ольга разделась, сняла свой элегантный костюм ипопросила дать ей какую-нибудь старую рубашку. В этой рубашке, которая сталаеще короче после того, как поверх нее был повязан фартук, Ольга и щеголяла накухне, сверкая крепкими гладкими коленками и иногда мелькающим кружевомтрусиков. Александр Иннокентьевич с удовольствием наблюдал за ней, они многошутили, хохотали, хором подпевали доносящимся из включенного телевизорапопулярным песенкам, иногда даже принимаясь танцевать с ножами и пучками зеленив руках. Воодушевленный легкостью и эмоциональным подъемом, Бороданков дваждыза то время, пока готовился праздничный стол, «прикладывался» к Ольгиномуупругому телу прямо здесь же, на кухне, среди нарезанных овощей и подаккомпанемент шипящего на сковороде мяса. Ему ужасно нравилось, что девушкамоментально реагировала на его ласки, забывала о готовке и отдавалась емустрастно и изобретательно, а потом так же мгновенно переключалась наприготовление блюд, по-прежнему называя его Александром Иннокентьевичем и ничемне выдавая своего отношения к только что случившемуся. Она только ласковоговорила:

– Это было потрясающе!

И тут же спрашивала:

– Вы как к острому относитесь? Противопоказаний нет?

Праздновать они начали в пятницу вечером, и к вечерувоскресенья Бороданков чувствовал себя так, будто съездил на Канарские острова.Институт и кафедра казались далекими и ненужными, проблемы исчезали сами собой,ему было легко и весело. Он действительно успел за два с половиной дняполностью отключиться и отдохнуть.

В понедельник начались будни, и снова он видел Ольгу толькослучайно, сталкиваясь с ней лишь в коридоре и иногда на кафедре. НаканунеНового года Александр Иннокентьевич неожиданно решил найти Ольгу.

– А не устроить ли нам праздник? – спросил он,почему-то оробев и просительно заглядывая ей в глаза.

Она поняла, что он попался. Он сидел на крючке так плотно,что теперь можно было не беспокоиться. Не сорвется. Она придумала для негонаркотик, от которого доцент Бороданков уже не сможет отказаться. Весь вопростолько в том, собирается ли он и дальше использовать ее в качестве«женщины-праздника» или все-таки решится превратить праздники в повседневность.

Итак, первые три этапа плана Оля Решина осуществила успешно.На реализацию четвертого этапа у нее ушло почти четыре года. Но она своеговсе-таки добилась. За эти четыре года Александр Иннокентьевич защитилдокторскую диссертацию, сама она успешно закончила институт и училась вординатуре. Дважды она старым проверенным способом добывала ему зарубежныематериалы для докторской и после этого изображала немыслимые страдания, аБороданков, чувствуя себя виноватым должником, увозил ее на неделькукуда-нибудь проветриться. Во время таких поездок приходилось общаться с разнымилюдьми, которые принимали их за супругов, и Ольга делала все возможное, чтобы вее адрес говорилось как можно больше комплиментов. Она была сама любезность иобаяние, эрудиция и тонкий юмор. В конце концов Александр Иннокентьевич,привыкший жить одиноко и вольготно, осторожно спросил ее:

– Оля, мы столько лет близки, а ты ни разу не забеременела.У тебя с этим проблемы?

Она была достаточно умна, чтобы понять, что Бороданковпривык жить без хлопот и не хочет их и в будущем. Она сделала за эти семь летдва аборта, но знать ему об этом тогда не полагалось, а теперь было самоевремя.

– Я беременела дважды от тебя, – призналасьона. – После второго аборта мне сказали, что детей у меня уже не будет.

Это обстоятельство решило все. Александр Иннокентьевичнемедленно сделал ей предложение, которое было принято без долгих раздумий,спокойно и по-деловому. Ольга Решина в последний раз спросила себя, а так ли ужей нужно быть женой Бороданкова, и получила утвердительный ответ. Если сначалазадача выглядела как «студентке выйти замуж за доцента», то в процессе еерешения ситуация несколько видоизменилась. Во-первых, Александр Иннокентьевичстал доктором наук и вот-вот должен был стать профессором, а сама Ольга изстуденток доросла до врача-ординатора, которому прочили блестящее будущее, и впокровительстве кафедры она уже почти не нуждалась. Во всяком случае ейделались весьма и весьма лестные предложения из хороших клиник. А во-вторых, засемь долгих лет она так привязалась к Александру Иннокентьевичу, что это большепоходило на любовь, а не на расчет. В перерывах между «праздниками» онавстречалась с другими мужчинами, но делала это более «для порядка», нежели понеобходимости и желанию. Мужчины были нужны ей для того, чтобы не чувствовать,что весь мир сосредоточен вокруг неподатливого доцента. Она твердо знала, чтоесли позволить этому чувству завладеть собой, то ее поведение неизбежноокажется требовательным и навязчивым, а это может отпугнуть Бороданкова, и онсорвется с любовно сконструированного крючка. Наличие любовников позволяло ейбез нетерпенья во взгляде и без раздражения ждать, пока Александр Иннокентьевичсозреет для очередного «праздника». А созревал он примерно раз в два месяца.