– Ну и что? Человеку не должно бытьскучно с самим собой. Если он боится тишины, что-то с ним не в порядке. Значит,он пытается нечто в себе растоптать, – сказал Матвей убежденно.

Ирка быстро взглянула на него. Она всегдапугалась и одновременно радовалась, когда кто-то высказывал мысли, приходившиеей самой. Она и сама замечала, что многих людей буквально колбасит от тишины.Они физически не находят себе места, если случайно в ней оказываются. Начинаютметаться. Пытаются включить телевизор, радио – все, что угодно. Должно быть, вэти минуты бедняги с ужасом обнаруживают, что они живые, реально существующие,а не только жующие, спящие или потребляющие, и попытаются поскорее заглушить всебе ужас самостоятельного бытия. Убейте меня кто-нибудь, бормочите, орите,рассказывайте мне ваши якобы последние и якобы важные новости – только чтобы япоскорее забыл, что я – это я, и поскорее вновь растворился бы в жвачном бытии!

Багров подошел к Ирке и остановился совсемблизко.

– Знаешь, когда я в первый раз понял, чтоты мне нравишься? Очень нравишься? – спросил он.

Ирка напрягла память.

– Хм… Когда мы вместе тренировались? Покая не обленилась? – спросила она, предполагая, что парням должно нравитьсявсе конно-спортивное.

– Нет. Как-то мы с тобой пошли к Бабане,и я наблюдал, как ты вставляешь на зарядку аккумуляторы. От фотика, плеера, ещеот чего-то… Ты вытряхивала их, вставляла, вщелкивала. Одних зарядников у тебябыло штук пять, и все торчали щупальцами заблудившегося спрута.

– Серьезно, что ли? – спросила Иркаразочарованно. Уж больно незначительное было событие. Ей рисовалось нечто болееромантическое.

– Ага! А потом тебе не хватило розеток.Мы отправились в магазин, и ты потребовала: «Дайте мне удлинитель на четыредырки!» Я как-то очень ярко запомнил и магазин, и сонного продавца, и тебя втот момент. Ты была стремительная, собранная, радостная! Много всяких странныхи слившихся воспоминаний!

– Я такого не запомнила, – грустносказала Ирка.

Матвея это не удивило.

– Человек почему-то редко запоминает моменты,когда бывает внутренне гармоничен. Напротив, если про некий момент ему самомукажется, что он был хорош, то, скорее всего, тогда он был просто жалок, –кивнул Багров.

Ирка все никак не могла выкинуть из головы этиидиотские аккумуляторы.

– А если тебе встретится кто-то, у когоеще больше зарядников и кто вставляет батарейки еще быстрее? Да любаяпродавщица из магазина электротехники? Тогда что? – спросила она.

Конечно, влюбляться ей ни в кого нельзя, новсе равно интересно.

Багров поморщился.

– Да при чем тут это? В который раззамечаю, что правду лучше не говорить. Особенно ту, что касается всякихмоментов и воспоминаний, – проворчал он.

– Да ладно! – отмахнулась Иркавеликодушно. – Чего уж там! Если надо будет вставить вилку в розетку,всегда зови! Команда валькирий придет к тебе на помощь!

Багров засмеялся.

– Знаешь, я доволен, что Гопзий двинулмне по мозгам. У него, конечно, были другие мотивации, но мозги он мневправил, – сказал он.

– А что, раньше у тебя было что-то не такс головой? – сочувственно спросила Ирка.

– Думаю, да. Раньше я так остро неощущал, что счастлив и у меня есть все поводы для счастья. Вечно хотелосьчего-то еще.

– А сейчас?

– Сейчас я в себе разобрался. Я понимаю,что мне нужен только один человек. Человек, который понимает меня, разделяетмои мысли, чувства и эхом откликается на всякое движение души.

– Вы уронили шпаргалку, граф! –насмешливо сказала Ирка, которой его слова показались слишком книжными. –Ты и так сидишь у себя в лодочном сарае, как Робинзон Крузо. Чего тебе ещенадо?

– У Робинзона Крузо имелись остров илодка. Кроме этого, у него была подзорная труба, ружья, дикарь Пятница, козы икуча всевозможного притащенного с корабля барахла. В материальном плане он былкуда обеспеченнее меня. Но у Робинзона не было тебя, и поэтому не я должен емузавидовать, а он мне.

Иркино воодушевление постепенно улетучилось.Теперь она испытывала усталость, почти тоску.

«Как все скучно… Слова, слова! А вот смог быон, интересно, любить меня такой, какая я есть? Не валькирию, а девушку наколяске? Мечтательницу с располневшим лицом и мертвыми ногами? Девушку, которойя снова мгновенно стану, если нарушу кодекс валькирий?» – подумала она.

Эта мысль отрезвила и охладила Ирку, какхолодный душ. Она подумала, что впредь будет чаще использовать ее в минутыискушений. Ничто так трезво и быстро не ставит человека на место, как голыефакты.

* * *

Антигон уронил на себя плохо стоявшийглушитель от мотоцикла и на одной ласте упрыгал в коридор, вопя, что разберетсяс Эссиорхом и разорвет его на тысячу маленьких гномиков.

– Интересно, с точки зрения света ктобольше виноват: тот, кто оставил грабли валяться зубьями кверху, или кто на нихнаступил? А если его никто не просил гулять по чужому участку? – синтересом уточнил Багров.

Ирка была рада, что он оставил наконец опаснуютему. Она подошла к окну. Множество снежинок порхало в ярком, заливавшем городсолнечном свете. Невесомые, стремительные, они не падали, а в потоке теплого,вдоль дома поднимавшегося воздуха взмывали ввысь.

– Впервые вижу снег при таком сияющемсолнце! Посмотри! – сказала Ирка.

Багров посмотрел.

– Видела грибной дождь? – спросилон.

– Я поняла ход твоих мыслей. Это грибнойснег, – сказала Ирка.

Багров не ответил. Внезапно он крикнул: «Ждиздесь!» – и, повернувшись, метнулся из комнаты. Кажется, он ухитрился сшибить сног Антигона и налететь на Эссиорха, потому что из коридора Ирка услышаласдвоенный недовольный вопль.

Ирка замешкалась, недоумевающе вглядываясь вочерченный рамой прямоугольник мира. Ей было непонятно, что увидел Багров икуда он мчится в одной пижаме, теряя комнатные тапки. В окне она ничего неувидела, но все же кинулась за Матвеем и нагнала его уже у подъезда.

Багров стоял, нетерпеливо озираясь. В руках унего поблескивал неизвестно когда и откуда появившийся клинок. Понимая, чтоМатвей мало похож на паникера, Ирка поспешно призвала копье, хотя по-прежнемуне замечала ничего опаснее порхающего снега и темных, зримо сырых от впитаннойвлаги стволов осенних деревьев.