И почему только я надеялась, что ты поймешь меня? Да ты бесчувственна, как орудующий топором разбойник. Твоя история убивает меня. Me maaataaas.

Пожалуйста. Давай обойдемся без столь драматических реплик.

Вот что получается, когда детей воспитывают в Соединенных Штатах. Sin memoria y sin vergüenza[322].

Ты ошибаешься, я знаю, что такое стыд. И потому знаю, как рассказывать истории.

Неужели ты ничуть не уважаешь себя? Никогда больше не стану ничего тебе рассказывать. Справляйся дальше сама.

Чем меньше ты будешь рассказывать, тем больше я смогу вообразить. А чем больше я смогу вообразить, тем проще мне будет понять тебя. Никому нет дела до твоего мнимого счастья. Интересны только переживания. Разве людям нравится слушать о некоей милой особе? Чем ужаснее ты будешь выглядеть, тем лучше окажется история. Сама увидишь…

Благодаря столь сильной любви между матерью и сыном из Иносенсио Рейеса должен был бы получиться мальчик, постоянно держащийся за мамину юбку. Но именно потому, что она так сильно любила его, ему предстояло стать тем крестом, что она несла всю свою жизнь. Бог любит интересные истории.

Словно осененный китайским проклятием-благословением, Иносенсио Рейес имел несчастье расти в непростое и интересное время и стать свидетелем начала мексиканского Золотого века. Пока США страдали от Великой депрессии, Мексика переживала прекраснейшее десятилетие своей истории. Президент Карденас прогнал иностранных инвесторов и национализировал – ко всеобщему ликованию – нефтяные компании. При поддержке нового правительства начали процветать гуманитарные науки, формирующие новую идентичность metizo, гордящуюся наследием индейцев, хотя в действительности к индейцам относились как и везде – как к грязи. Была создана национальная промышленность, призванная производить товары, ставшие недоступными в войну. Согласно Политике доброго соседа Франклина Рузвельта, мексиканских работников пригласили в США собирать урожай, поскольку численность трудящихся там сильно уменьшилась из-за воинского призыва. И молодые люди вроде Иносенсио могли даже похвастаться тем, что Мексика оказала помощь союзникам, послав маленькую, но боевую 201-ю эскадрилью[323] на подмогу генералу Макартуру, воевавшему на Филиппинах.

Давайте по-честному. Соледад Рейес не была женщиной образованной. И разве можно было винить ее в том, что она пренебрегала образованием своих детей? Она сама практически ничему не училась и не могла контролировать их обучение. Ее муж должен был помогать ей в этом, что он и делал бы, если бы замечал своих отпрысков. По правде говоря, он едва был в курсе того, что они существуют на свете. По работе он часто ездил по отдаленным станциям, и возвращение домой часто оказывалось затруднительным. И вообще, ему было лучше одному, ведь тогда он мог всецело погрузиться в собственные заботы. Он едва знал свою семью, а они едва знали его. Ему было неловко в присутствии этих незнакомцев. Он и хотел бы относиться к ним с большей теплотой, но не знал, как это сделать. Столько времени было упущено.

Порядок. Он полагался на свое военное образование, желая создать некое подобие дисциплины, некое подобие любви к своим детям.

– Сержант Иносенсио, это мои войска?

– Да, мой генерал.

Прошло столько времени с тех пор, как он играл с детьми. И теперь не знал, как это делается.

И потому, когда Иносенсио принес домой весьма посредственные оценки, Нарсисо не мог винить в этом никого, кроме себя. Но, разумеется, это не было его виной. Он надеялся, что у его сына будут возможности, которых сам он был лишен. Иносенсио заставили поступить в национальный университет, но, как это ни печально, он не мог заставить себя заниматься.

Спустя семестр окончательные оценки Иносенсио привели его к осознанию того, что он проводил куда больше времени с женщинами, чем с книгами. Но что он мог поделать? Его отец был строгим человеком, редко бывающим дома и редко понимающим его. К тому времени Нарсисо уже успел заклеймить Толстоморда burro, и тот скитался теперь по Соединенным Штатам.

– Да ты просто burro и никогда ничего не достигнешь, – частенько говаривал Нарсисо Толстоморду, а поскольку слова тех, кого мы любим, имеют над нами магическую власть, они попали прямо в сердце Толстоморду. Если из него ничего не получится, то незачем и стараться, верно? Толстоморд запрыгнул на платформу грузовика, везущего кожуру кукурузы, и дрожал мелкой дрожью всю дорогу по пустыне до тех пор, пока не проделал путь до границы и не оказался в Соединенных Штатах.

Иносенсио восхищался безрассудством младшего брата. Иносенсио всегда был хорошим мальчиком, в то время как Толстоморд – искателем приключений. Теперь, когда у него появились неприятности, Иносенсио предпочел также пуститься в дорогу, садиться на поезда и знакомиться с женщинами, и в результате присоединиться к брату Толстоморду. По крайней мере, так он себе это представлял.

Конечной целью своего пути Иносенсио Рейес избрал Чикаго. Там у него были родственники – сыновья Дядюшки Старикана. Он уедет всего на несколько месяцев, убеждал Иносенсио мать. «Когда отец успокоится, – обещал он, – я тут же вернусь домой».

Старая пословица права. Испанский язык предназначен для разговоров с Богом, английский же – с собаками. Но Отец заботится о своих собаках и, когда они лают, должен знать, как ответить им. Папу послали на домашние курсы английского Inglés Sin Stress[325]. Он практиковался в нем, разговаривая со своим начальником: Gud mórning, ser. При встречах с женщинами спрашивал: Jáu du iú du? Если же кто-то интересовался, как у него дела с английским, отвечал: Veri uel, zanc iú[326].