– Как ты думаешь, кого уберут первым? – спросила онатаким невинным голосом, что я даже вздрогнула.

– С чего ты взяла, что кого-то должны убрать, девочка?

– Ну, не знаю… – Похоже, что выдержки из Максовой книгио пропавших экипажах “летучих голландцев” не произвели на нее никакоговпечатления.

– С кого начнем? – спросила я, только для того, чтобыуйти от обсуждения возможного криминального подтекста происшедшего.

– С третьего помощника, – авторитетно заявила Карпик.

– Почему – с третьего? Почему не с капитана?

– Ты же помнишь, что сказал Макс? Все документынаходятся у третьего помощника.

В логике ей не откажешь, приходится признать: еще никогда завсе время нашего путешествия я не видела Карлика такой счастливой, она дажепохорошела. Чувство неизвестной, но вполне ощутимой опасности, скрывающейсягде-то в чреве корабля, расширило ее глаза и заставило блестеть волосы. А чтоприкажете делать, если одно приключение подминает под себя другое и совершеннонепонятно, что может ожидать тебя за поворотом.

* * *

…За поворотом нас не ждало ничего, кроме пустого коридора иотдаленного гула голосов. Карпик на секунду остановилась и приложила палец кгубам:

– Слышишь?

Безумная мысль о том, что наваждение кончилось и экипаж такникогда и не покидал своих мест, сразу же погасла, как только я поняла, откудаидет этот гул.

Разговоры в буфетной кают-компании, только и всего. Вот этоэхо, черт возьми! Интересно, по каким воздуховодам идут к нам приглушенныйголос Аники и такое же приглушенное хихиканье Мухи?..

Покинутый командой корабль оказался чересчур велик дляшестнадцати оставшихся; именно отсутствие людей и обеспечило беспрепятственноепрохождение звуков: они не встречали на своем пути никакого сопротивления, имне приходилось обходить живую плоть и тратить на это силы. Эффект сродни эху впустых помещениях.

Мы прошли мимо каюты Клио, двери которой были плотнозакрыты. Карпик остановилась на секунду, раздумывая, и лицо ее потемнело.

– Может быть, стоит их разбудить? – мягко спросила я.

– Не стоит. Сами проснутся. – Карпик вложила в этуреплику все презрение, на которое только была способна.

– Ну, как знаешь. Идем?

– Да.

Но она не двинулась с места, напротив, подошла к двери иуткнулась в нее упрямым бычьим лбом. Сейчас она скажет “сука”, устало подумалая.

– Сука! – громко и отчетливо сказала Карлик, занеслабыло кулак над ни в чем не повинной дверью, но передумала. – Идем отсюда, Ева.

Через пять минут она уже открывала каюту Здановича своимволшебным универсальным ключом: вот кто является настоящей хозяйкой корабля –девочка, которая может отомкнуть любую дверь в любую тайну.

В каюте было так же темно, как и в коридоре: герметическизадраенный иллюминатор не пропускал света снаружи корабля. Общими усилиями мыоткрыли металлическую заслонку и принялись осматривать помещение. Каюта былачуть больше, чем наше с Вадиком временное пристанище. Тот же унифицированныйинтерьер: заправленная койка, маленький шкафчик для одежды, стол и два стула,привинченные к полу, радиоточка корабельной связи, расписание вахт, вытертыйковрик под ногами.

Единственное отличие – маленький сейф в углу каюты.

– Если он закрыт, придется воспользоваться автогеном, –неудачно пошутила я.

Сейф был открыт. И – пуст. Никакого намека на бумаги, надокументы, на контракты, о которых говорил Макс. И ничего, что говорило бы осамом Здановиче. Не удовлетворившись осмотром сейфа. Карпик открыла шкаф. Вшкафу тоже ничего не было. Он был потрясающе, восхитительно пуст. Даже вшивыйносовой платок не валялся на самом дне ящика. Даже порванный шнурок от ботинка.Я видела Здановича вчера вечером, во время ужина, и он не производилвпечатления фантома. Теперь же казалось, что в этой комнате никто и никогда нежил. Как только я поняла это, в ноздри вполз специфический запах нежилогопомещения. Да и сама каюта казалась неразобранной декорацией какого-тоспектакля. Чтобы избавиться от этого ощущения, я тряхнула головой: чушь, бред,не может быть, еще вчера третий помощник Зданович был вполне реальным человекоми на ужин потребовал двойную порцию подливки…

– Что скажешь? – спросила у меня Карпик.

– Здесь никого не было по крайней мере месяц, –высказала предположение я.

– Или два, – поддержала меня Карпик. – А может быть,здесь вообще никто не жил… Ты как думаешь? От ее спокойного голоса мне сталострашно.

– Ну что, теперь двинем к капитану?

– Теперь все равно. К капитану так к капитану.

Это был серьезный шаг. До нас с Карликом еще ни один изпассажиров не переступал порога его каюты.

…Открыть заслонку на иллюминаторе в каюте капитана, так какмы это сделали в каюте Здановича, так и не удалось. Да и свеча, которойпользовалась Карпик, медленно догорала. В ее крохотном ореоле находилась самаКарпик и часть помещения. Одно я могла сказать точно: каюта капитана не былапохожа на аскетичную каюту третьего помощника. То, что я увидела в мерцающемсвете, несколько удивило меня: слишком много дерева, слишком много ненужных сточки зрения корабельной целесообразности вещей. В этом еще предстоялоразобраться. А сейчас я смотрела на тонкую руку Карпика, всю залепленную свежимвоском. Его капли стекали по коже, наплывали одна на другую, но Карпик,казалось, не замечала этого.

– Тебе не больно? – спросила я, удивляясь, почемураньше не обратила внимания на расплавленный воск.

– В смысле? – Карпик с недоумением посмотрела на меня.

– Воск. Он же горячий… Тебе не больно?

– А-а… Ты об этом? У меня очень низкий болевой порог,все удивляются, – почти с гордостью сказала девочка.

Нет, Карпик. Насчет низкого болевого порога – это сказки.Вся твоя невосприимчивость к боли, к горячему парафину на коже, к пощечинамотца, – все это блеф, не больше, замещение одного другим. Твоя боль гнездитсясовсем в другом месте. В том месте, где твой отец обычно назначает свиданиеженщинам, которых ты ненавидишь…

– Сейчас она догорит. – Карпик вздохнула. – Придетсявзять побольше свечей, чтобы сюда вернуться.

И действительно, ярко вспыхнув напоследок, свеча совсем ужсобралась погаснуть. Но этого секундного торжества света хватило, чтобы язаметила подсвечник на столе. Мы оставались в темноте не дольше несколькихмгновений. Я достала зажигалку, щелкнула ею и зажгла три свечи в подсвечнике.Каюта сразу же осветилась ровным и достаточно ярким светом. То, что мы увидели,поразило нас. Настолько, что некоторое время мы молчали.

– Да, – сказала Карпик и смяла в руке податливый воск:все, что осталось от свечи. – Отель “Георг Четвертый”, пять звездочек,президентские апартаменты.