Я была вынуждена с ней согласиться. Каюта капитанапредставляла собой апофеоз Большого корабельного стиля. В отличие от безликой,никому не принадлежащей каюты третьего помощника здесь чувствовалось мощноеприсутствие хозяина. Хозяина, знающего толк в хороших вещах. Дубовая обшивка,кровать под балдахином, сухие цветы в китайских напольных вазах, картины втяжелых багетах, покрытые благородной паутиной растрескавшегося от временимасла… Подсвечник, который я зажгла, был в каюте не единственным. Еще один – стремя витыми свечами – стоял в изголовье кровати. Вместо унылого умывальника,над которым Вадик Лебедев уныло скреб станком “Жилетт” свой безволосыйподбородок, – медный, отлично надраенный таз и такой же медный кувшин.

И чистое полотенце.

Практичная Карпик уже сунула свой нос в платяной шкафорехового дерева. Он был набит вещами: парадные тужурки, белоснежные рубашки,несколько пар обуви внизу, две капитанские фуражки. Все это выглядело простовеликолепно, но в то же время в этом было непонятное несоответствие среальностью, природа которого не поддавалась анализу.

– Что скажешь? – спросила я у Карпика.

– Шикарные шмотки. – Она снова приподняла верхнюю губу.– Только что-то в них не того…

– Ты тоже заметила?

– А ты?..

Карпик ничего не ответила, быстро пробежала пальцами пообшлагам пиджаков, подняла несколько пар туфель и внимательно их рассмотрела.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросила я.

– Слушай, я, кажется, поняла… Такой фасон в этом годуне носят. Это старые вещи.

– Старые? – Я даже присела на краешек стула, обшитогокрасным потускневшим бархатом.

– Ну да.

– В каком смысле – старые?

– Не в смысле, что им сто лет… Они новые. И все чистые.Просто так выглядели бы новые вещи, если бы их пошили сто лет назад… Или околотого. Это несовременные вещи, вот что я хотела сказать…

Мне показалось, что по каюте капитана “Эскалибура” пронессятихий вздох. От него у меня сразу же засосало под ложечкой.

– Ты слышала? – спросила я у Карпика.

– Что? – Карпик была совершенно невосприимчива кподобного рода мистическим веяниям.

– Кто-то здесь есть.

– Это сквозняк, мы просто не прикрыли дверь. – Карликповернула голову к двери. Она оказалась плотно закрытой.

– Пойдем отсюда, – жалобно попросила я.

– Сейчас. – Оставив в покое платяной шкаф, Карпикпереключилась на стену. Здесь, среди барометров, секстантов и миниатюр,исполненных на кости и фарфоре, висело несколько фотографий в рамках.

Она явно не дотягивалась до одной из них, которая виселаслишком высоко. Почему именно она заинтересовала девочку, я не знала. Карпиксогнала меня со стула и подставила его к стене. И только потом снялафотографию. Я не обладала таким исследовательским пылом, – все мои экспериментыпо профессиональному обыску остались в прошлой жизни, которую я очень хотелазабыть.

Побродив по каюте, я подошла к медному тазу с водойИнтересно, сколько она уже здесь стоит?.. Скорее машинально, чем преследуякакую-то цель, я сунула в него руку. И тут же одернула ее, чувствуя, что теряюсознание.

Вода в тазу была теплой.

И не просто теплой, а почти горячей. Судя по температуре, ееналили не больше пятнадцати-двадцати минут назад. Ее налили в то самое время,когда мы с Карликом подходили к дверям капитанской каюты… Откуда никто невыходил.

– Смотри, Ева! – позвала меня Карпик. – Оченьлюбопытная штука!

Все еще не в состоянии прийти в себя, я придвинулась кКарлику и ухватилась за ее испачканную воском руку, как за спасательный круг.

– У меня тоже любопытная штука, – промямлила я.

– Нет, ты не понимаешь! Здесь такое!

Карлик сунула фотографию мне под нос, прикрыв ладонью нижнюючасть снимка.

– Ну! – торжествующе сказала она – Смотри внимательно!

Я повиновалась.

На фотографии, забранной под стекло, был изображен капитан“Эскалибура”, фанат дисциплины, собирательный образ, герой Джека Лондона,Германа Мел-вилла и других маринистов всех времен, вместе взятых. Капитан“Эскалибура” с его неуемной страстью к Шопену и бретонской кухне. Капитан, скоторым я три раза в день встречалась в кают-компании. Капитан, которыйприказал отправить труп старпома Митько на Большую землю. Капитан, который такнеожиданно исчез сегодня утром.

Или ночью?..

Конечно же, я ни с кем не могла спутать это лицо, уж слишкомоно было запоминающимся. Улыбающийся капитан стоял на фоне какого-то корабля.Общею абриса судна видно не было, только чернота борта за капитанской спиной. Иназвание корабля. Это было английское название. И английские буквы, которые япрочла без труда. Они составили именно то слово, которое я ожидала.

"EXCALIBUR”

– Что скажешь? – спросила у меня Карпик.

– Шпион. Агент 007. Человек с двойным гражданством.

– Все понятно. – Карпик убрала руку с нижней частиснимка. – А на это? Под снимком стояла дата. 1929 год.

– Здорово, правда? – Глаза Карпика горели. – С умасойти, как здорово!

По каюте снова пронесся вздох. В нем не было ничегоугрожающего, но я поняла, что не слышала в своей жизни звука, страшнее этого.Теперь он был гораздо явственнее, даже невосприимчивая к мистике Карпик уловилаего. И отреагировала так же, как и я.

Не сговариваясь, мы бросились вон из каюты, едвапротиснувшись в дверь и сразу же за ней столкнувшись лбами друг с другом. Мы неудержали равновесия и шлепнулись на пол в метре от захлопнувшейся капитанскойкаюты. Несколько минут мы лежали в полной темноте.

– Ты почему побежала? – отдышавшись, спросила у меняКарпик.

– А ты почему?

– Потому что ты. – Карпик не договорила и приняласьсмеяться Она смялась так громко и заразительно, что мне ничего не оставалосьделать, как последовать ее примеру. Некоторое время мы слышали только свойистерический хохот: сплетенные руки, сплетенные ноги, две дуры – одна большая,другая маленькая – валяются в беспросветно темном коридоре и ржут какненормальные, надо же!..

И только когда смех поутих, я явственно услышала шаги. Онибыли неуверенными и вкрадчивыми одновременно. Они были явственно слышны.

Они приближались.

– Ты слышишь? – шепотом спросила у меня Карпик. –Кто-то идет.

– Да. Нужно встать.

Но подняться не было сил. Маятник шагов приближался угрожающебыстро. Скоро он пронесется над нами и чиркнет лезвием по горлу. И тогда изгорла – моего и Карпикова – шариками выкатятся все страхи и пойдут гулять покораблю…