Все же она встала и, натыкаясь на разные предметы, босая,пошла в сени, добралась до наружной двери, хотела только чуть приоткрыть, новетер вырвал ее, распахнул настежь, ударил о стену. Нюра выскочила на мокроекрыльцо, поскользнулась, упала на одно колено. Ветер задрал подол рубахи,осыпал дождем. Преодолевая сопротивление стихии, Нюра закрыла дверь, заложиладеревянным засовом, по дороге к себе заглянула в хлев. Здесь все было тихо,мирно. Во тьме сонно кудахтали куры, похрюкивал кабан Борька и шумно вздыхалаКрасавка.

Нюра вернулась в избу. Олимпиада Петровна все еще стояла всвоих дверях.

– Ну что? – шепотом спросила она.

– Нет ничего, – сказала Нюра.

Она поправила сбившуюся постель, легла и отвернулась кстене.

Старуха, проворчав что-то, ушла к себе.

Подложив под голову руку, Нюра лежала на боку, судорожнозевала, но сон не шел. Перевернулась на спину, сцепила руки на животе. Впоследние дни временами казалось ей, она чувствует там, внутри себя, какое-тонеясное шевеление, какие-то неотчетливые признаки новой жизни.

Когда-то в какой-то книжке у соседа Гладышева видела онаизображение зародыша, страшноватого на вид скрюченного существа с непомернобольшой головой.

Теперь она ясно представляла это загадочное существо,свернувшееся в клубочек, она испытывала к нему нежность, она жалела его. И хотяеще ничего, совсем ничего не было заметно, она оберегала это существо отвозможных опасностей, она ходила, расправив плечи, а чуть что – инстинктивнозаслоняла живот руками, складывая их крест-накрест.

Она лежала, вслушиваясь в себя, смотрела в темный потолок,когда слабый луч света скользнул по нему и пропал и послышалось, будто пробежалкто-то и внятно ругнулся под самым окном. Она вздрогнула и стала думать, былоли это на самом деле или приснилось. По-прежнему громко шуршали и щелкалиходики, и шум, издаваемый ими, путался с шумом дождя и ветра. Вдруг где-тосзади дома заурчал автомобильный мотор. Урчание становилось все громче игромче, потом постепенно стало стихать, видимо, удаляясь.

«Пускай, – думала Нюра, впадая в забытье. – Не нашенскоедело, кто там чего».

Утром, выйдя из избы, она не увидела самолета. Жерди заборабыли раскиданы, на огороде виднелись следы множества сапог, две глубокие колеитянулись к дороге и здесь терялись среди других следов. Одно только крыло,отбитое когда-то сорокапятимиллиметровым снарядом, наполовину затоптанное вгрязь, лежало на краю огорода – видимо, было в спешке забыто.

Тут же бабы, человек пять-шесть, и среди них Плечевой,сбежались обсудить происшествие. Так и сяк гадали, кому бы это понадобилось.Вспомнили про цыгана, который вроде бы приходил приценяться, крутился вокругсамолета, щупал уцелевшие крылья, залезал в кабину, но в конце концов решил,что, если даже эту рухлядь и починить, она не сможет взять на борт больше двухчеловек, а он хотел поднять в воздух целый табор. Цыган этот явно отпадал. Нокто?

Подошедший к месту событий счетовод Волков (послеисчезновения Гладышева самым умным в деревне считался он) высказал мнение, чтокража – не иначе как дело рук германской разведки.

– Да на кой он им нужон? – не поверил Плечевой. – Он же весьломанный, на ем и летать нельзя.

– А им не летать, – сказал Волков, – они его разберут начасти и в ЧКБ.

– В чего? – переспросил Плечевой.

– В чентральное конструкторское бюро, – разъяснил Волков. –Чиркулем обмерют, чертежи сымут и тыщи таких же построют.

– Да на что им это нужно? – недоумевал Плечевой. – У них исвои не хуже.

– Сравнил! – покачал головой счетовод. – Свои-то дорогие, ихмного не настроишь. А эти – взял фанеру да клеенку, режь по размеру и клей. Апосле выберут нужную цель и налетят тучей, как саранча. И против их хотьбатарею зениток ставь, ну одного шибанут, ну другого, а всех не собьешь.

– Батарея, это, конечно, да, – согласился Плечевой. – А вотежели мелкой дробью…

Надо было, однако, как-то реагировать на это дерзкоепохищение, и счетовод Волков в отсутствие председателя звонил в районнуюмилицию, просил прислать наряд с ищейкой. Оттуда прислали двух милиционеров совчаркой Таймыром. Таймыру дали понюхать оставшееся крыло, затем пустили надлинном поводке, он побегал, дважды задрал ногу у забора, потом сел посредиогорода и, подняв вверх умную морду, тоскливо завыл, как будто давал понять,что даже его искусство в данном случае бессильно.

Вечером, когда Нюра стелила себе на лавке, к ней вошлаОлимпиада Петровна и, оглядываясь на дверь, сказала, что кража самолета дело,конечно, не простое и Нюра сама должна заявить о нем Куда Надо. Нюра подумала исогласилась не столько из-за самого самолета, сколько в надежде пробиться кновому начальнику.

В тот вечер, кажется, ударил первый морозец. Лужи затянулостеклом. Время от времени принимался идти мелкий снег, но его разносило резкимпорывистым ветром.

За то время, что Нюра не была в Долгове, здесь многоеизменилось. В первую очередь изменился социальный состав города за счетэвакуации сюда некоторых важных учреждений, и в их числе несколькихнаучно-исследовательских институтов, двух театров, части московскойписательской организации и киностудии документальных фильмов. Резко повысилсяуровень культурного обслуживания населения. Такой исторический сдвиг характерендля времен, когда недоразвитые народы бывают покорены более цивилизованныминациями.

В связи с поднятием уровня цивилизации и наплывом большогоколичества людей, хотя и преданных системе, но сильно обовшивевших, в городебыл построен новый санпропускник и значительно расширены штаты Тех Кому Надо. Введение Учреждения было передано примыкавшее к нему здание конторыЗаготживсырье. Теперь оба эти здания были обнесены общим забором с зеленымиворотами и домиком при нем, представлявшим собой одновременно и проходную, иприемную, где круглосуточно дежурил человек, принимавший устные и письменныезаявления граждан.