– Получается, Жозефина уверена, что дофин мертв, – сказаламаркиза. – Для чего же она теперь извлекла на свет божий странные домыслы? Ясама слышала, как она рассказывала Талейрану[65], будто, действуя сообща сБаррасом[66], вызволила дофина из Тампля. Баррас же подменил дофина чахлымзолотушным ребенком и, чтобы спасти от революционного террора, отправил егонаследника в Вандею, где он до сих пор живет, выжидая, когда сможет занятьфранцузский престол.

– Он уже далеко не мальчик, если все это правда, –пробормотал де Мон. – Готовый наследник!

– Это ложь! – вскричала маркиза. – Жозефина хочет отплатитьТалейрану за то, что тот устраивал брак Наполеона с Марией-Луизой!

– Почему же именно сейчас? – спросил де Мон.

– Потому что всем известно, что Талейран возлагает надеждыименно на Его Величество Людовика ХVIII. Да разве только он один?! Все мытолько его желали бы видеть на троне Франции!

Глаза ее сверкнули фанатичным блеском, голос дрожал, и деМон с трудом скрыл улыбку. Да, постарела... Нотариус знал маркизу с давних пори мог убедиться, вместе со множеством других мужчин, что она на диво хорошосложена. Вуаль, опускающаяся на лицо, не мешала маркизе частенько подниматьсвои юбки. Был среди ее любовников и некий граф де Лилль, прежде звавшийсябратом короля графом Прованским, а ныне – будущим королем Людовиком XVIII. Поопыту жизни де Мон знал, что самые пресыщенные женщины порою отдают свое сердцеодному из любовников – и это не всегда самый красивый из их мужчин. Очевидно,таковым для маркизы стал Людовик Прованский.

– Мы должны пресекать нелепые слухи, – провозгласиламаркиза. – В конце концов, общеизвестно, что дофин был похоронен на кладбищеСен-Мартен в общей могиле, залитой известью, а все остальное – досужие домыслы.Однако Его Величество должен знать об опасных слухах. К несчастью, у менясейчас нет под рукой верного человека, которого я могла бы отправить в Англию кЕго Величеству. Может быть, у вас?..

Де Мон развел руками.

– Но, может быть, этот кузен, о котором вы упомянули? Каковыего настроения?

Де Мон досадливо дернул уголком рта:

– Я мало что знаю о нем. Кажется, он хитер, хотя и неотличается особым умом. Да и в руках он себя держать не умеет. Вероятно,сказались тяжкие испытания, бегство из России.

– Наполеоновский солдат? – с брезгливой гримаской уточниламаркиза.

– Да. Послушаешь, как он рассказывает о падении моста черезБерезину, так дрожь пробирает. Сам же Оливье чудом спасся.

Какая-то тень промелькнула в черных глазах маркизы.

– Оливье? – нахмурилась она. – Оливье... А дальше?

– Де ла Фонтейн. Благородная и довольно состоятельная семья.Во всяком случае, он дал своей кузине весьма приличное приданое!

Он улыбнулся. Маркизе, конечно, не дано было постичь смыслэтой улыбки, зато де Мону не дано было знать, что он сейчас спас жизньчеловеку, от которого охотно избавился бы любым способом.

Де Мон все-таки взялся подыскать курьера в Англию, чемвесьма порадовал маркизу. Потом они еще немного побеседовали, превозносяТалейрана и браня Наполеона.

Наконец маркиза отбыла.

Де Мон спросил пуншу и уселся у камина, покуривая трубку.Уютно трещали виноградные лозы; табак был хорош, а пунш – великолепен.

Он вновь принялся потягивать пунш, предаваясь невеселымсвоим размышлениям, но усталость все же взяла свое, и де Мон задремал.

– Не спи! С ума сошел! – Ангелина с трудом растолкалаОливье. – Ты что, спать сюда пришел?!

– А? Нет! – Оливье потряс головой, прогоняя дремоту, ипотянулся к Ангелине: – Желаете продолжить, мадам?

Она расхохоталась и оттолкнула его ладонью, будто большоголаскового кота.

– Нет, брысь-брысь! Немедленно вставай и одевайся! Довольноты дурачил сегодня этого доброго человека!

– Ну и что? Не зря же говорят, дураки – самые счастливыелюди на свете, – хмыкнул Оливье. – А что до его доброты, так за пятьдесят тысячфранков годового дохода я бы уехал от жены не на два-три часа, а... – Он былтак возмущен, что не заметил, как напряглась Ангелина. – И если на то пошло, нея один дурачил его, а мы вместе. Ведь если какая хворь у тебя и была, то отнюдьне delirium tremens, а самая вульгарная febris erotica![67]

Ангелина выждала несколько мгновений, прежде чем смогласправиться с собой и спокойно предложить Оливье все-таки подняться с постели.

Наконец, чмокнув ее на прощание, он направился к двери, таки не заметив, что подушка по обе стороны от ее головы, там, куда сбегалитоненькие горючие ручейки, мокра от слез.

Сначала она смертельно боялась, что де Мон начнетосуществлять свои супружеские права, боялась его старческого бессилия, котороеей придется преодолевать! Однако в первую брачную ночь де Мон только поцеловалей руку и отправился спать в другую комнату. То же происходило и в последующиеночи. Разумеется, Ангелина не мечтала о ласках нотариуса де Мона. Она несколькопобаивалась этого загадочного человека, так неожиданно взявшего ее под своекрыло... Правда, цена его «первой любви» стоила пятьдесят тысяч годовогодохода, зато Ангелина теперь могла не бояться за будущее своего ребенка.Произнеся священные слова обета супружеской верности, она чувствоваланепреодолимое желание изменять своему мужу. Ее влечение к Оливье сделалосьпосле недельного воздержания невыносимым, оттого она и решилась наотвратительный обман мужа. Ну а Оливье был только счастлив удовлетворить непросто пыл, но и жажду мести человеку, который так мастерски обвел его вокругпальца.