– Ты? Жениться? – захохотал Цитрус. – Так что же тебепомешало?

– У нее был больной отец, она не могла его бросить и уехатьсо мной… А теперь отвяжись, чертов папарацци. Как у вас, русских, принятоговорить, это было давно и не правда. И вообще, с тобой, старый потаскун, я несобираюсь обсуждать свою единственную чистую любовь.

Как всегда, нельзя было понять, шутит Карл или говоритсерьезно.

Они еще долго сидели в баре, и чем больше наливались пивом,тем значительней расходились их взгляды на жизнь вообще и любовь в частности. Витоге чуть не поссорились. Расстались довольно холодно.

На самом деле Цитрус даже испугался, когда с легкостьюсогласился выполнить поручение Азамата – встретиться с Карлом и передатьпредложение самого Подосинского. Сначала согласился, а потом испугался. Вдругбернский связной телефон, который дал ему Карл тогда, в Дублине, давно уженедействителен? Вдруг Карла вообще нет в Швейцарии? Все-таки три года прошло.

Однако все получилось. Цитрус просьбу выполнил, Карла нашел,поручение передал. А вот Азамат, сволочь такая, крутит теперь, не хочет платитьза опасную работу. Оказывается, Карл уже в Москве. Иначе каким образом он могпопасть к Цитрусу домой? Все-таки был он здесь или нет? Почему так ясно стоитсейчас перед глазами светлоусое лицо?

Опять в голове все спуталось. Однако из путаницы вдругпроступило имя девушки, корреспондентки журнала «Плейбой». Вероника Суркова.

На нижней полке в книжном шкафу в стопке журналов онразыскал номер «Плейбоя» за прошлый год. На последней странице были напечатанытелефонные номера. Сейчас только пять вечера. Он должен кого-то застать вредакции.

Звонить пришлось долго. Сначала болтал автоответчик, потомбыло занято. Наконец послышался живой приятный женский голос:

– Приемная главного редактора…

– Добрый вечер. Вас беспокоит писатель Авангард Цитрус.

– Здравствуйте. Я вас слушаю.

– Сегодня ко мне приходила ваша корреспондентка ВероникаСуркова. Мне надо уточнить кое-что в тексте интервью. Скажите, как мне с нейсвязаться?

– Простите, но у нас нет такой корреспондентки.

– То есть как? А кто же ко мне приходил?

– Как вы сказали? Вероника Суркова? Я попробую узнать,возможно, она работает внештатно, по договору.

В трубке зазвучала приятная мелодия.

– Вы слушаете? – спросил мужской голос через несколькоминут.

– Да-да, я здесь. Здравствуйте, – радостно откликнулсяЦитрус.

– Заведующий отделом культуры Владимир Николаев. С кем имеючесть? Авангард Цитрус.

– Очень приятно. Чем обязан?

Цитрус еще раз повторил свой вопрос.

– Нет. У нас не работает корреспондентка Вероника Суркова иникогда не печатался автор с таким именем. Так что вас кто-то ввел взаблуждение.

Цитрус откашлялся, нервно хохотнул.

– Интересные дела… Что же мне теперь делать?

– Сочувствую, но ничем помочь не могу. Если вас это такбеспокоит, обратитесь в милицию.

– Спасибо за совет. Я подумаю об этом, – он смущеннохохотнул. – Кстати, а вы не хотите и правда взять у меня интервью? Ну, хотя быв качестве компенсации за неприятности.

– Простите, это не входит в наши планы, – ответили емухолодно и серьезно.

– А почему, можно узнать? Я все-таки достаточно известныйчеловек, и вы могли бы…

– Да, вы известный человек. Но наших читателей интересуютлюди несколько другого плана. Извините.

Москва, ноябрь 1986 года

Алиса открыла дверь и услышала громкий папин голос:

– Кто ты такой? Нет, скажи мне, кто ты такой?Специалист-кинолог? Или человековед? Ты расист, самый настоящий! Ты делишьлюдей на породы, как собак! Но и у собак нет лучших и худших пород. Междупрочим, дворняги бывают умней и благородней породистых, элитных! А потроха увсех одинаковые! Это я тебе как врач говорю. Никакой голубой крови нет! Все этомерзкая фашистская чушь!

Алиса сняла пальто и сапоги, сунула ноги в тапочки, вошла накухню. За столом сидел Карл. Год назад они окончательно расстались. Даже КГБ несомневалось в этом. Ее оставили в покое.

Папа расхаживал по крошечной кухне в рваных шерстяныхносках, в синих трениках с обвислыми коленками и старой тельняшке. Он былкрасный, совершенно пьяный и в первый момент даже не заметил Алису, так завелсяот спора.

На столе стояла литровая бутылка «Посольской» водки, открытаябанка черной икры, тарелка с толсто нарезанной ветчиной, блюдце с окурками.Карл никогда не приходил с пустыми руками. И сейчас принес всякие деликатесы извалютой.

Он поднялся и шагнул к ней, обхватил, попытался закружить.Она вырвалась из его рук.

– Что ты здесь делаешь?

– Может, ты хотя бы поцелуешь меня, майне либе? Это я, твойКарлуша. Мы тут беседуем с Юрием.

У тебя очень хороший отец.

– Папа, ты сошел с ума… Карл, ему нельзя пить. Он вшитый,понимаешь? Ему сейчас станет плохо, надо вызвать «Скорую»!

– Лисенок, не паникуй, – отец неуклюже присел перед ней накорточки, словно она маленькая, и смотрел на нее снизу вверх красными жалобнымиглазами, – ничего со мной не случится.

– Ты что?! Меня предупредил нарколог…

– Спокойно, доченька, ты, главное, не волнуйся.

– Что значит не волнуйся? Ты же врач, ты понимаешь, что стобой сейчас будет? – Она схватила со стола бутылку. Там осталось меньшеполовины.

– Ну, не так много он выпил, – подал голос Карл, – еслисчитать на двоих да с хорошей закуской…

– Ему ни грамма нельзя.

– Можно, можно, – Юрий Владиславович энергично махнул рукой,покачнулся, не удержал равновесия, свалился, опрокинул табуретку, несильностукнулся затылком о край холодильника.

Алиса кинулась к нему, попыталась поднять за плечи.

– Карл, вызови «Скорую»!

– Не надо никакой «Скорой». – Юрий Владиславович поднялся,кряхтя и потирая затылок. – Лисенок, будь человеком, водочку не выливай,поставь на место. Когда я еще такой водочки выпью? Слушай, Карлуша, ты мне неответил: кто ты такой, чтобы всех судить?