Повисла тишина. Было слышно, как льется водка в стаканы.

– Значит, в тебе, Юра, княжеская кровь? – тихим, совершеннотрезвым голосом спросил Карл. – А прабабка была курляндской баронессой? Ты нешутишь?

– Ничего ты не понял, Карл. – Юрий Владиславович печальнопокачал головой. – Для меня нет разницы, какая кровь. Третья группа,отрицательный резус. Остальное не важно. Дед был белым полковником, отец –красным рядовым, потом стал врагом народа, сгнил на Колыме как честный зексталинского призыва. Все. Хватит об этом. Лисенок, свари нам картошечки.

Алиса стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку.

– Папа, ложись спать. Поздно уже. Тебе, Карл, пора уходить.

– Я у вас ночую, – сообщил Карл.

– Нет, – она покачала головой, – ты ночуешь в гостинице.

– Доченька, мы уже договорились, он поживет у нас дней пять.Я раскладушку поставлю в своей комнате, – Юрий Владиславович слил последниекапли водки к себе в стакан, – у него неприятности.

– Папа, ну какое тебе дело до его неприятностей?

– Не смей! Человек пришел к нам в дом! – Отец опять шарахнулкулаком по столу, но не сильно, и тут же поморщился, схватился за сердце. – Мнедела нет, что там у вас с ним было. Он мой гость, у него проблемы…

Последние слова он проговорил отрывисто, тихо. Губы побелели,на лбу выступили крупные капли пота.

Он покачнулся на табуретке. Карл вскочил, успел подхватитьего.

– Ничего, доченька, не пугайся… немножко совсем заныло,сейчас пройдет. Карлуша, помоги мне до койки дойти.

Приступ был не сильный. Нитроглицерин снял боль. Алиса нестала вызывать «Скорую». Через двадцать минут Юрий Владиславович мирнопохрапывал. Карл курил на кухне.

– Ты серьезно собираешься жить у нас пять дней? – спросилаАлиса, усаживаясь напротив.

– Да. Ты ведь не выгонишь бедного Карлушу на улицу, в лапыКГБ? А, Лисенок, не выгонишь?

– Не называй меня так, – она поморщилась, – ты пока еще нечлен семьи. А что касается КГБ, то именно здесь они тебя и будут искать впервую очередь. Она поднялась и стала убирать со стола. – Карл, я устала игратьв эти игры. Хватит с меня.

– Потерпи еще немножко. Мы скоро уедем отсюда.

– Мы?

– Да. Я приехал за тобой. Мне надо решить здесь кое-какиепроблемы, сделать тебе загранпаспорт. Я забираю тебя в Германию. Я на тебеженюсь, Алиса.

Она застыла у раковины с грязной тарелкой в руках.

– Нет, Карл. Я не могу… не хочу.

– Можешь и хочешь! – Он засмеялся, подошел сзади, обнял ее.– Бросьте эти глупости, фрау фон Майнхофф. Я уже все решил, и вам, милая фрау,ничего не остается, как сказать свое нежное «да».

– Нет, Карл, – она передернула плечами, – я слишком устала иперенервничала сейчас, чтобы обсуждать такие серьезные вещи, но, в общем, и ненадо ничего обсуждать. Я не выйду за тебя замуж. Ты темная неопределеннаяличность, шпион, бандит, неизвестно кто. Ты немец, наконец, а я русская. У меняпапа больной, никому, кроме меня, он не нужен. Мы с тобой совершенно неподходим друг другу.

Она говорила и ожесточенно терла губкой тарелки, с грохотомставила их в сушилку.

– Да! О, да, фрау Майнхофф, я не сомневался, что вы ответитемне согласием! Их либе дих, и вы меня тоже! У нас родятся чудесные красивыекиндеры, о, я, натюрлих, майне либе. Мы будем жить долго и счастливо. – Ондержал ее за плечи, зарывался лицом в ее волосы, скользил губами по шее, позатылку, смеялся в ухо и мешал мыть посуду.

– Перестань, Карл. Я серьезно… Перестань, не придуривайся…

– Лисенок, я тебя люблю, – он протянул руку, выключил воду,схватил Алису в охапку, – не возражай мне, Лисенок. Никогда мне не возражай. Явсе равно умней и сильней, – он зажал ей рот своими горячими губами.

Из КГБ не звонили. Утром, по дороге на работу Алиса тревожнооглядывалась по сторонам, все время ждала, что рядом остановится машина. Ноничего не происходило. С девяти до шести она стояла за чертежной доской в своемконструкторском бюро.

– Ты так всю жизнь хочешь? С девяти до шести, за девяносторублей в месяц? Ты посмотри на себя в зеркало! С таким лицом, с такой фигуройгнить в этой серости, в жалкой клетушке из двух комнат… Что тебе здесь светит?Очень скоро у вас в России все полетит вверх тормашками. Система прогнилаизнутри, и, когда она рухнет, вонючие обломки посыпятся на ваши головы.Исчезнет еда. Введут карточную систему. Ты знаешь, что такое крушение империи?Это прежде всего голод, разруха, озверелые толпы на улицах. А потом по Москвепойдут танки, прямо по толпе, по людям. Вами всегда правили воры, но прежде онихотя бы стыдливо прикрывали свой срам фиговыми листочками коммунистическойидеологии. Те, которые придут после них, срама не прикроют. Здесь, у вас, будетстыдно и страшно жить. Вы, русские, – суицидальная нация. Вы просто не умеетежить прилично, по-мещански, по-бюргерски. Я сам ненавижу тупой бюргерский быт,но он все-таки приличней вашего свинства.

Карл держал ее за плечи. Они стояли у большого зеркала в еекомнате. За стеной был слышен папин храп. Ледяной ноябрьский ветер бил встекла. Батареи

Были чуть теплыми. За окнами стоял густой, тяжелый мрак.

– Мне завтра рано вставать, Карл. Я уже все тебе сказала.

– Ты врешь, Алиса. Ты врешь самой себе. Да, ты любишь своегоотца, это я могу понять. Но ведь не настолько, чтобы хоронить себя здесьзаживо.

– Я и не хороню. Я живу своей жизнью. Это родина моя, вконце концов…

– Ой, какие мы патриотки, ой, фрейлейн, я тронут до слез.Это тебя серый майор Харитонов научил так горячо любить советскую родину?Прислушайся, что там шепчут тебе твои благородные гены? В тебе, между прочим,голубая княжеская кровь и четверть немецкой, баронской. Я видел альбомы свашими старыми семейными фотографиями. Твой отец неплохо знает историю рода доседьмого колена и очень сожалеет, что ты совсем не интересуешься своимикняжеско-баронскими корнями.

– Карл, хватит. Меня, честно говоря, начинает тошнить, когдаты повторяешь свой бред про благородные гены и голубую кровь. И не надоприписывать моему отцу свою озабоченность этим вопросом. Если rf)H и гордитсяпредками, то не потому, что они были князьями-баронами. Ладно, все. – Онапопыталась стряхнуть его руки со своих плеч. – Я сказала, никуда не поеду.Замуж за тебя не выйду. Мы слишком разные, у меня своя жизнь. У нас ничего невыйдет, и ты сам это понимаешь.