Впрочем, что загадывать далеко, человек найдет, чтонарушать. А пока что я продемонстрировал Конону работу телекамер, сходил вИнтернет, пошарил на предмет полезных утилит, за ночь их высыпается в Сетьдесятки тысяч, только вылавливай необходимые, в самом деле, выловил парочку итут же апгрейдил следящую систему, а для ночного сканирования скачал патчик итут же поставил заплатку.

Конон снова исчез на пару дней, вернулся похудевший,усталый, сильно загорелый, словно с утра до вечера был на той же охоте в поле,заглянул к нам в операторскую, посмотрел, как я демонстрирую работупропатченных программ, кивнул, сказал:

– Нет, на кухню не переключай.

– Правильно, – сказал Сергей глубокомысленно, –приличные люди не говорят о кухне. Но правда, что там делает Нюрка…

– Вот это как раз и не надо, – сказал Кононстрого. – Ладно, Андрий, пойдем, у меня к тебе разговор. Кстати, у тебяправа есть?

Я поспешил за ним следом петушком-петушком, как идолжен за большим начальником мелкий служащий, отрапортовал бодро:

– Только гражданские!

Он так изумился, что даже оглянулся:

– А что это?

– Ну, право на труд, свободу религии… Говорят, есть право неотвечать на вопросы, но что-то не верю…

– Правильно делаешь, – одобрил он. – Попробуй мнене ответить! Нет, я про автомобильные права.

– У меня только те, которые все имеют!

– Бедные права, – проворчал он, – кто их только неимеет. Автомобильных, значитца, нет…

– Откуда? У меня сроду даже велосипеда не было.

– Да теперь в школах выдают. Да не велосипеды… Ладно,гражданские свои засунь себе в… чтоб их имели лучше, а вот на вождение тачкинадо получить. С этим тоже нетрудно, у меня схвачено, сделают раньше, чемнаучишься ездить. А водить машину научит Сергей.

– Да надо ли? – слабо возразил я, но очень слабо.Против машины возражать как-то трудно. – Я не хочу, чтобы этоложилось каким-то финансовым бременем на игру…

Он отмахнулся:

– Никто покупать тебе машину и не собирается! Размечтался.Старенькую возьмешь. И офис снимать для тебя не собираюсь. Просто выделимкомнатку в одном из… моих помещений. Просто ты теперь глава одного изподразделений. Хоть хилого и вообще экспериментального, но все же должонотличаться от рядовых, кто на метро да на трамвайчике!

Мы подходили к его кабинету, я как-то невольно выпрямилспину. Со стороны полупрозрачной и ставшей нематериальной фигуры Конона все ещеидет звук на уровне первых саундбластеров, но я уже ничего не слышал, ибовот-вот девушка в очках с розовыми стеклами вскинет… нет, просто подниметголову, глаза ее строгие, лицо чистое и безукоризненное, как у Снежной королевы.Ее взгляд сразу же отыщет меня… ну, пусть не сразу, но все же посмотрит, яоживу, оживу…

Дверь даже не отворилась, а как бы исчезла, как в дьябле,или я просто ни хрена не замечаю, комната залита ярким солнечным светом, чтоменя не удивило: ангелы сами излучают свет. Вероника вскинула голову, глаза ее,против ожидания, сразу поймали меня в прицел, но тут же я рухнул в бездоннуюпропасть, где мрак, тьма, холод и вечная сырость – Вероника перевелавзгляд на Конона, голос ее прозвучал не столько нейтрально, а чересчурзаботливо, гораздо заботливее, чем должна говорить секретарша, пусть дажеличная, персональная, бытовая:

– Илья Юрьевич, вам звонил Колесников. Просил перезвонить,когда освободитесь.

Он поморщился, кивнул:

– Хорошо. Соедините. Я возьму в кабинете. Ко мне поканикого не пускайте. А ты, Андрий, посиди пока здесь.

Мановением длани отправил меня куда-то в угол. Вероникасмотрела без любопытства. Я тоже изо всех сил старался смотреть на нее,как на секретаршу, что знает три команды: «стоять», «лежать» и «факс». Основноеназначение всех секретарш – создавать шефу условия для работы. Это значит,что, если устал, должна подать кофе даже без его напоминания. Если у негогормоны начинают мешать работе мозга, тут же должна привести в гормональное равновесие.Более того, точно так же, как хороший секретарь подает заработавшемуся шефукофе и бутерброд, доверяя своему чутью и опыту, так и за гормонами она должнаследить тоже без напоминаний. Ее хозяин должен быть информирован, накормлен,бодр, помнить обо всех встречах, а при взгляде на входящую в кабинет женщину недолжен представлять, как он ее поставит, перевернет…

Судя по ее идеальной фигуре, она вполне может обеспечитьКонону гормональное равновесие, а если судить по умному строгому лицу, она всостоянии отбирать для нанимателя интересующую его почту, а остальной рекламныймусор выбрасывать в корзину.

Она внимательно посмотрела мне в глаза:

– Вам что-то нужно?

– Да нет, – пробормотал я. – Я просто… жду.Мне Илья Юрьевич велел подождать здесь.

Она милостиво наклонила голову. У нее это получилосьпо-королевски, красиво, с достоинством. Ее серые глаза выглядели строгими,понимающими, только губы показались мне чересчур полными, даже толстыми. Такиев старину звали вафельницами.

– Ждите, – разрешила она. – Если это надолго, то ямогу сделать кофе. Если, конечно, вы уже допущены до такого ритуала.

Я не сразу понял, что она шутит, лицо ее оставалосьаристократически строгим. Ответить не успел, да и не нашелся сразу, я из техумников, кто долго шарит в карманах, перебирая сто тысяч слов, ведь за словом вкарман не лезут только убогие, у которых наготове десяток фраз Эллика-людоеда,а я самый крутой остроумец уже на лестнице, а то и на улице, за два квартала оттого места, где надо мной насмеялись…

Открылась дверь, вошел человек, в котором я сразу призналбухгалтера. Он даже больше походил на деревенского счетовода, а еще такимиизображали в старых фильмах мелких партийных работников: плотненький, всвободном белом костюме, круглое розовое лицо, белый картуз пятидесятых годов,под рукой раздутый объемистый портфель, уже потерявший цвет и форму.

– Здравствуй, Вероника, – сказал он скрипучим, какножом по стеклу, голосом. – Как ты загорела… Даже жаль!

– Почему? – удивилась она.

– Ну, такая аристократка, а почернела, как простаякрестьянка.

Он начал выкладывать на соседний стол пухлые папки, книги,растрепанные брошюры, целый набор ручек, хотя в нагрудном кармане торчатколпачки паркеровских штучек. Я с любопытством ждал, когда же появятсялегендарные счеты, это такой калькулятор в деревянной рамке, где по проволочкамбегают крашеные деревянные колесики. Не сами бегают, конечно, их надо пальцамитуды-сюды.

Наконец он обратил взор на меня. Изучал несколько мгновений,я молча выдерживал его взгляд. Сейчас меня почему-то больше интересовало, какменя видит эта почерневшая аристократка.