– Ну что, достаточно? – спросил доктор и, не дождавшисьответа, выключил телевизор. – Видите, иногда она вспоминает какие-то детали изпрошлой жизни, я специально узнавал, этот герой ток-шоу, Феликс Нечаев,действительно работает в пресс-центре Евгения Николаевича. Она ни в чем неошиблась, даже в подробностях его биографии.

– Да, – кивнул Арсеньев, – мы уже успели с нимпознакомиться, – он покосился на Машу. Она застыла, подавшись вперед,вцепившись в подлокотники, не моргая, глядела в погасший экран. Лицо ее в этомгновение показалось Арсеньеву каким-то замороженным, ледяным, даже губы сталибелыми.

– Маша, с вами все в порядке? – он осторожно тронул еепальцы.

– Да, – она крепко зажмурилась, с трудом оторвала руки отподлокотников, провела ладонями по лицу, посмотрела на доктора, собираясьспросить о чем-то, но в этот момент в дверь постучали и заглянула пожилаяполная женщина в халате, шапочке и марлевой маске.

– Галине Дмитриевне пора завтракать, а ей еще не давалилекарства, – надменно сообщила она, не обращая внимания на посетителей.

– Найдите Наташу, – хмуро приказал доктор.

– Искала. Ее нигде нет.

– Хорошо, я сейчас подойду. Женщина, наконец, взглянула наАрсеньева, потом на Машу, и вдруг громко, строго произнесла:

– Григорьева? Та-ак, а ты здесь что делаешь?

* * *

Христофор не успел проголодаться, он отворачивался отпаштета и упрямо рвался назад, во внутренний дворик. Пришлось вернуться и опятьсесть напротив Макмерфи.

– Долго молчишь, – язвительно заметил тот.

– Думаю, как сформулировать яснее и короче, чтобы не утомитьтебя, Билли, – улыбнулся Григорьев, – все так сложно, так запутанно, я невсегда понимаю, где кончаются факты и начинаются мои домыслы. Видишь ли, мнекажется, что физик Терентьев вероятней всего обратился со своими предложениямик кому-то из знакомых американцев, ведь не мог же он броситься к первомувстречному? А потом его арестовали.

– Ты хочешь сказать, что он был знаком с Ловудом илиБриттеном? Ты думаешь, кто-то из них подрабатывает в ФСБ?

– Уж во всяком случае не Томас, – покачал головой Григорьев,– и вообще, это ты сказал. А я просто размышляю вслух. Но дело даже не в этом.Ты все никак не даешь мне перейти к главному, постоянно перебиваешь.

– Ну, валяй, переходи, – ухмыльнулся Макмерфи.

– Хорошо, попробую. У моего противного информатора естьпривычка торговать с довесками, как когда-то в советских гастрономах. Я пришелк нему за сведениями о Хавченко, поскольку мне сказалось, что это уголовноеживотное представляет наибольшую опасность для Машки, и я почти не сомневался,что убийство Тома и Виктории – его работа. Так вот, о Хавченко мой торговецничего не знал, за то подсунул мне гору всякого информационного барахла. Мнепришлось выложить триста долларов, я сначала очень огорчился, но порывшись вбарахле, я нашел настоящее сокровище. Видишь ли, мой старичок общается снесколькими сомнительными фирмочками на Брайтоне. И вот совсем недавно в однуиз них пришел конфиденциальный заказ от американского дипломата, работающего вМоскве, в посольстве. Не хочу утомлять тебя деталями, речь идет о заказномубийстве. Имен мой торговец не знает, однако ему известно, что заказан быламериканец, который тоже живет в Москве.

– Почему так сложно? Почему через Брайтон? – рявкнулМакмерфи и принялся крутить зажигалку Григорьева.

– О Господи, Билли, – вздохнул Андрей Евгеньевич, – потомучто дипломату, сотруднику посольства, довольно сложно бродить по Москве впоисках фирмы, предоставляющей подобные услуги. А так ему ничего не надоделать. Ему просто высылается телефонный номер, по которому он должен позвонитьи назначить встречу. Русские вовсю пользуются такими посредническими услугами,через океан проще сохранить анонимность и концы найти значительно трудней.

Макмерфи несколько раз щелкнул зажигалкой, пламя вспыхнулотак сильно, что он чуть не опалил себе лицо.

– Ты считаешь, Тома заказал Ловуд? По тому, как он этопроизнес, Григорьев понял, что сам он почти уверен в этом.

– Знаешь, Билли, мне было бы значительно спокойней, если быя ошибался, ибо если я прав, моя Машка сейчас в Москве общается с убийцей.Макмерфи оставил в покое зажигалку, взял сухой крекер из коробки, принялсяломать и крошить его прямо на стол.

– Ладно. Допустим, ты прав. Ловуд работает на русских изаказал Тома. Но почему он не мог обратиться за помощью к русским? Зачем такрисковать?

– Вероятно, он чувствует, что они им не особенно дорожат, ине мог надеяться на их помощь, – покачал головой Григорьев, – к тому же онсильно нервничал, хотел устроить все быстро и тихо, пока информация от Бриттенане ушла сюда. Впрочем, я не исключаю и более тонкие варианты. Мой информатормог намеренно подкинуть мне это, чтобы я передал тебе. Ты помнишь историю снесчастным Слонимски, которого подставили? Слонимски был не совсем чист, нопосле него подставляли других, и сколько раз мы ловились на эту удочку? Мне ненравится история с Ловудом. И тебе она не нравится, верно?

– Да уж, хорошего мало. Слушай, а ты не мог бы дать мнеэтого своего информатора?

– А толку? Надеешься заполучить текст заказа, сделанногосотрудником американского посольства из Москвы? Ты сам понимаешь, что этосмешно. Никакого текста давно не существует, посредническая фирмочка на законныхоснованиях торгует соевыми батончиками.

Ловуд недавно запросил статус неприкосновенности, –задумчиво пробормотал Макмерфи, – сейчас его проверяют. Всплывает много всякихнеприятных вещей. Он не мог не догадываться о том, что они всплывут в процессепроверки, он ведь не идиот, как тебе кажется?

– Я знаю, что он патологически жаден. Если он работает нарусских, то наверняка тянет из них деньги и хочет продаваться значительнодороже реальной себестоимости. Также я знаю, что он чем-то серьезно болен. Я виделнесколько его последних фотографий, он очень изменился, как будто весь распух.Не растолстел, а именно распух. Похоже, это что-то гормональное.

– Да, действительно, – кивнул Макмерфи, – я сам обратилвнимание, и даже наводил справки, обращался ли он к врачу. Пока не обращался.

– Не удивлюсь, если завтра русские тебе его подсунут вкачестве очередного суперагента Колокола, – грустно улыбнулся Григорьев, – апослезавтра он начнет давать показания и ты получишь новенькую, свеженькую исовершенно фальшивую информацию о русской агентуре. Мы опять останемся вдураках. Впрочем, это только мои домыслы.

– Домыслы, домыслы, – эхом отозвался Макмерфи.