— Не знаю... не смею... Тогда только сам...

Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едваудержал добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщилнос, но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотьяперепрелых кож, выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил пленника.

Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожимина крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остаткишерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старостивыцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.

— Так он и летать может? — ахнул Томас. — Иему понадобился мой конь?..

Он люто тряхнул пленника. Тот бросил быстрый взгляд наОлега, лицо посинело, из перекошенного рта вырвалось причитание:

— Разве это крылья? Вы бы видели мои крылья, когда ябыл молодым! То были крылья! А сейчас всяк норовит пнуть старого иудея...

Олег кивнул Томасу на край пропасти:

— Сбрось. Проверим, в самом ли деле здесь горячийвоздух не возносится... или только глазам мерещится.

Черт взвыл, его затрясло:

— У вас же говорят, что если смолоду ворона не летала вподнебесье, то не полетит и под старость!

— Самое время научиться, — подбодрил Олег. —Ты ж не ворона, а орел!

Томас подтащил черта, тот вопил и упирался, падал ниц ихватался за железные рыцарские колени. Томас с превеликим удовольствием стукнулжелезным кулаком между ушей. Олег посматривал по сторонам, но пока лишь голыескалы.

— Я не смогу, — вскрикнул черт.

— До дна далеко, — сказал Олег ободряюще, —успеешь.

А Томас добавил злорадно:

— Или успеешь вспомнить всю свою нечестивую жизнь,покаяться.

Он поднял его за пропастью. Черт зажмурился, завопил тонкимголосом:

— Все-все, я понял! Вам нужно добраться до самогоСатаны, так понял? Если не так, меня можно поправить.

— Так, — ответил Томас. Он поднял его на головойповыше, словно пропасть казалась ему недостаточно глубокой. — И что тыпонял еще?

— Что только я смогу провести вас к нему, — почтипрошептал черт упавшим голосом, он всячески отворачивал голову от огненнойпропасти, на шее вздулись сухие старческие жилы. — Только я знаю, где онтрудится, где развлекается...

Томас отпустил на землю, сунул под нос железный кулак:

— Понюхай, чем пахнет? Вздумаешь обмануть, я тебярасплющу на милю в длину.

А Олег спросил заинтересованно:

— А чего ты... дело прошлое... так страшишься пропасти?Все равно, клочья сползлись бы обратно, кости бы срослись... постепенно.

Черт вытер дрожащей рукой лоб, ответил быстрым испуганнымголосом:

— Ты боишься боли... я боюсь высоты. У меня всеобмирает, когда подхожу к краю пропасти. Боюсь до свинячьего писка, но так итянет туда броситься. Внутри все леденеет от ужаса, а ноги все равно просятсяшагнуть...

Он вздрогнул, обеими горстями смахивал крупную испарину.Олег не подал виду, что уловил зловещий подтекст. Черт, а он такой не один,знает о нем слишком много. Знает слабые места, как будто здесь кто-то ужеготовится к его приходу.

— Веди, — разрешил он, — где твой Сатанаобитает?

— Если ангелы на облаках, — ответил черт, —то наши — в пропасти. И чем главнее, тем глубже.

Томас хмыкнул, черт отшатнулся, вдруг да снова начнет своисарацинские штучки, Томас же поправил перевязь, рукоять меча торчала над левымплечом, гордо выпрямился. Лицо светилось молодой отвагой, в глазах были боль иотчаянная решимость:

— Надо идти, Олег?

— Запомнил, — сказал Олег с глубокимудовлетворением. — А говоришь, от философии голова пухнет. Эй, тебя какзовут?

— Иаред, достойнейший...

— Ого! Не тот ли?

— Меня назвали в его честь, — ответил Иаредскромно. — Очень был великодушный и добрейшей души человек. Мухи необидел!

Олег сказал предостерегающе:

— Потому и вымер весь. А потомство пошло от его братаНоя, тот не был добрейшей душой. Все понял?

— Понял, — ответил Иаред упавшим голосом,вздохнул, — а как было бы хорошо, если бы Ной утоп, а ковчег построилИаред...

Через несколько шагов впереди послышались голоса. Осторожновыглянув, они с Томасом рассмотрели три широкие ямы с оплавленными краями.Возле одной лежал старый хромой черт, сонный и вроде бы даже пьяный, там былотихо, возле второй ямы стоял ряд молодых чертей. Время от времени оттудапытался вылезли человек, черти с удовольствием втыкали к него трезубцы, Томасслышал отвратительный хруст, когда острое железо втыкалось в плоть, инесчастный с криком летел вниз.

Возле третьей творилось что-то дикое. Черти стояли в триплотных ряда. Из норы постоянно выскакивали люди. Иные с помощью другихухитрялись перескакивать через головы первого, а то второго ряда, но ихдоставали трезубцы третьего. Черти в мыле, мокрые, запыхавшиеся, мускулистыетела лоснились от пота. Все лупили трезубцами, не переставая, передохнутьникому не удавалось.

Томас ахнул:

— Что здесь творится? Отвечай!

Иаред проблеял услужливо:

— Не извольте гневаться, ясновельможный! В этой ямеказнятся согрешившие иудеи. Подлые, гадкие, вы ж знаете! Ну, они народ дружный,помогают друг другу. Когда один приподнимется на ступеньку, сразу другихтянет...

— А во второй?

— Там европейцы, ясновельможный. Всякие там рыцари...э-э... доблестные рыцари, наделенные всяческими добродетелями. Но гордыеевропейцы каждый сам по себе, потому выкарабкиваются в одиночку.

Томас указал на старого черта, что дремал возле первой норы:

— А почему оттуда не лезут?

— Там славяне, — ответил Иаред.

Он умолк, словно уже все было понятно, но Томас груботряхнул его за шиворот:

— Ну и что? Не поверю, что славянам нравится в дерьмесидеть!

— Кому нравится? — удивился Иаред. — Просто уславян, особенно у русских, тоже одна особенность... Как только один начнетвылезать, другие тут же за ноги стаскивают обратно.

Томас покосился на помрачневшего Олега, сказал грозно,скрывая смущение:

— Ладно, пошли дальше. Да не вздумай пикнуть! Враззашибу.

Внезапно быстро потемнело, Томас успел увидеть, как огромнаятемнолиловая туча наползла на край луны, серебристый свет мерк с каждыммгновением. Олег сказал с досадой: