– А ты что же, сюда девок водишь?

– Нет, клянусь, нет!..

– А я как же?

– Ну… Какая ты девка, ты же товарищ опер, – наша беседанеожиданно, перетекла в интимно-добродушное русло, – хорошенький опер,оперативно делающий минет.

Это было безмозглым хамским шантажом, и я окоротилазарвавшегося сопляка, помахав у него перед носом пистолетом.

– Заткнись, иначе последуешь за своим другом, отцом иучителем.

– Умолкаю. – Он слегка струсил, но только слегка. – Ноты позволишь мне упомянуть о твоем волшебном горле в письменном чистосердечномпризнании? И о том, что ты классно трахаешься тоже?

– Чистосердечное признание?

– Ну да. Очень прошу оформить явку с повинной.

– Да ты просто фуфло, – с удовольствием сказала я, –мог бы для начала в отказку уйти, покобениться для приличия. А так все сразу исдал, даже неинтересно.

– А смысл? Вы же начнете мне ребра ломать, зубы дратьбез корней по одному. А потом ногти вытяните и заставите сожрать на ваших жеглазах. А я с детства боли боюсь, – парировал он здраво, даже слишком здраводля провинциального фотографа. – И у меня, кстати, свои соображения по поводупоследнего заказа. Могу поделиться. – Влас торговался, как продавец дынь насреднеазиатском базаре. – Нужно прошерстить латышей, связанных с нефтью. Еслиздесь будут терминалы, то нефть пройдет мимо них. Ищи, кому выгодно, ещедревние римляне говорили. Ну что, ценная информация?

Я молчала. Я обдумывала ситуацию.

Влас скорее всего действительно уверен, что я какой-нибудьлихой оперработник, одно из звеньев длинной цепи, пятая колонна в тылу врага,мужественно ложащаяся под каждого потенциального преступника, – эпопея сДжеймсом Бондом вполне могла его испортить. Влас был сильнее меня, ему ничегоне стоило отобрать у меня пистолет – но он не сделал этого. Он боялся, что явыстрелю, труп в соседней комнате красноречиво свидетельствовал, что со мнойшутки плохи. А если даже и не выстрелю – за порогом квартиры вполне мог нарватьсяна крепких ребятишек из какой-нибудь местной группы захвата, ясно. Я была длянего темной лошадкой, по крупу которой только сейчас стала проявляться масть –я знала об одном его московском деле, следовательно, наша встреча не случайна,его пасли, ничего другого предположить было невозможно, откуда ему знать одурацких случайностях, преследующих меня, как безжалостные Парки. И пока ондумал так – я была в относительной безопасности. Но Влас так ничего и не сказалмне об убийстве Веньки и Нимотси, он не знал главного, и я была там же, где ивначале. Следовательно, он был бесполезен, он оказался шлаком, отработаннымматериалом. Да, я ненавидела его, но даже в память обо всех погибших не смоглабы хладнокровно убить, разве что защищаясь… В какой-то момент мне дажезахотелось во исполнение долга перед Нимотси, Венькой, Фариком и Аленой, чтобыон попытался вырваться, попытался выбить у меня пистолет, – и тогда бы явыстрелила! Но он сидел и жужжал. Он сам себе казался значительным в своихрассуждениях о мифических латышах – должно быть, из него получился бы отличныйклассический мент. Преступники и служители Фемиды – это две стороны одноймедали – им нравится шастать по нейтральной полосе пограничных ситуаций ираздувать ноздри от запаха риска. И лишь такой фактор, как нравственность,является той черточкой, которая меняет плюс на минус…

Мне плевать было на нравственность, она требовала, чтобы яубила этого криминального Нарцисса, – а как раз этого я сделать не могла… Носпособ должен был найтись, найтись обязательно, как находятся забытые в ваннойчасы. И я обязательно найду его – это чувство вдруг обдало меня таким жаром,что билет на вожделенный паром в Швецию оказался теперь лишь досадной помехой,ненужной деталью.

Я остаюсь. Мне нужно остаться.

Эта мысль пронзила меня своей бесповоротностью иестественностью, а вслед за этим и решение, такое простое, что я дажеулыбнулась.

Влас скорее почувствовал улыбку, чем увидел ее, – нюх у негобыл звериный, – но интерпретировал ее по-своему:

– Вы что, тоже эту версию разрабатываете? Видишь, смозгами у меня все в порядке.

– Со всем остальным тоже, – сказала я, решившись начатьновую комбинацию. Я еще не знала, к чему она приведет, но, может быть, мнеповезет, как везло до сих пор.

– Лестно слышать. Мне тоже было хорошо с тобой Я бы стобой не расстался.

– Не расстанешься, – двусмысленно заверила я.

– Нет, правда. Ведь здорово же было, правда? – Он всееще оставался мальчишкой, для которого секс затмевал все остальное, а удачнопроведенный акт стоил дороже выигранного Бородино и проигранного Ватерлоо.

– Правда. – Неожиданно для него я бросила пистолет напол, позволила себе расслабиться и села на ковер против Власа.

– Не боишься, что отберу пушку и пристрелю тебя, какпородистую сучку-медалистку? – спросил Влас.

– Нет. Ты ведь думаешь, что за дверью тебя ожидаютдюжие ребятки. Ты ведь правда так думаешь?

– Да.

– Вот и славно.

– Тебя случайно зовут не Мата Хари?

– Мата Хари была лишь завравшейся самкой, котораязапуталась в своих любовниках. Я предпочитаю не врать, и меня действительнозовут Ева, если тебя это интересует. – Я подпустила интимной ностальгии попрошедшей ночи в голосе, я совсем не жаждала его крови, и он должен был понятьэто.

Он понял.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

– Еще не знаю, – искренне соврала я и, выдержав паузу:

– Вернее, теперь не знаю.

Я сидела на ковре во фривольной позе, которая предполагалавсе, что угодно, но только не вышибленные в квартиру двери, не наручники, некамуфляж, не черные маски… Мой дурак почувствовал, что неотразим. Онсоскользнул с тахты и через секунду был уже рядом со мной. Его мягкие губыкоснулись моих глаз: на большее он не решился, он оставался почтительным, онвсе еще боялся – и я взяла инициативу на себя.

Мы упали на пол, всего лишь в нескольких метрах отразнесенной в клочья головы его напарника; ему, по неведению, еще нравилисьострые ощущения, и я готова была их предоставить.

И пока он целовал меня, я осторожно нашарила рукой пистолет,подтянула его к себе – позиция показалась мне выгодной, теперь можно былораскрыть карты и сорвать банк.

– Погоди, – прошептала я Власу, – давай решим сначала,что делать с трупом.

– Я думал, твои овчарки возьмут это на себя, – ответилон, вес еще целуя меня.

Я молниеносно ткнула пистолет ему в пах.

– А теперь поговорим спокойно, – сказала я, – и безглупостей, иначе…

Его лицо замерло надо мной и прев??атилось в застывшую маску.