Игнат молчал. У него окостенело, кажется, все тело. Он почти перестал дышать, ощущая ребрами тяжелый медленный стук собственного сердца.

– Она сошла с поезда, пересела в вашу старую машину. Вы убили ее по дороге, или в лесу, на краю могилы. Раздели, но не удержались, оставили все же улику для следствия! И для меня – вашего покорного слуги, – тот напыщенно козырнул. – Перстень! Вы сняли с нее обручальное кольцо, кстати, не его сейчас спрятали в могиле? А свой перстень на нее надели.

– Я отдал его на перроне, – спокойно парировал Игнат, хотя язык еле слушался.

– Нет, вы надели ей его посмертно. Проводница видела, как вы привычно трете камнем о воротник, когда поезд уже тронулся. Она будет свидетельствовать против вас в суде и отлично помнит ее кольцо. Оно было у нее на пальце в вагоне, а на мертвой Ларисе его не было. Думаю, оно там. – Корреспондент снова кивнул Игнату за спину. – Я все снял на видео, муж!

– Это не улика, – буркнул Игнат.

Он сошел с тропы, провалившись почти по колено в рыхлый снег, и, обогнув наглого газетчика, тяжело пошел прочь.

– Ой, у меня масса улик, муж, – крикнул ему в спину наглый малый. – Показания вашей соседки, которая много чего видела и слышала. Вы ее хотели отравить? Серьезно?

Игнат шел, не оборачиваясь. Парень шумно дышал сзади – не отставал.

– В торте не нашли ничего. Видимо, вещества летучие, быстро разрушаются. Но вот в ее крови следы кое-какой дряни имеются. Тетя просто умерла бы тихо во сне, часов через восемь-десять, как сказал эксперт.

– Я ничего не знаю об этом!

– А аптекарский провизор знает! И заказ ваш помнит. Зачем же вы карточкой его оплатили, муж?! Как нелепо. Такая тщательная подготовка, и потом ляп на ляпе. Просто неразумно! А с вашей помощницей что вы наделали? Попасться в камеры, на глаза соседу! Это вообще…

Игнат так резко встал, что парень влетел ему в спину, больно ткнув объективом фотоаппарата между лопаток.

– Какому соседу?! – прошипел он, поворачиваясь.

– Гавру Хлопову – соседу Любочки. За что вы ее, муж? Только из-за карт? Это же… Смешно! Ой, я напишу так, – он выставил палец и принялся расписывать им воздух перед носом Игната. – Она успела кое-что составить для вашей жены – документы, подтверждающие, что Лариса не хотела с вами больше жить. У вас был мотив желать ей смерти. Ваша помощница готовила документы на развод для вашей жены, так? Вы их искали в ее квартире? Нашли? Я напишу, что нашли. Как вы заставили ее написать ту записку? Опоили снотворным во время секса? И когда она уже почти ничего не соображала, готовясь уснуть, вы подсунули ей бумагу и ручку? Я напишу именно так. А когда она уже почти отключилась, вы перерезали ей вены.

– Нет доказательств, – хмуро глянул на него Игнат.

– Есть свидетели. Записи с камер.

– Ваш свидетель – неработающий маргинал. Кто ему поверит? Записи с камер… И что там видно? Кто-то садится в какую-то старую машину? У меня нет такой. Была, но давно снята с учета.

– Но продолжает стоять в арендованном гараже, – широко улыбнулся парень, вдруг стянул с головы шапку и сделался невероятно похожим на кого-то. Только бы еще вспомнить… –   Я сам видел вас, Игнат Федорович, выходящим из-за руля этого автомобиля. Я Валентин – официант того кафе, в котором вы в последний раз ужинали с вашей помощницей. Перед тем как убить ее и инсценировать самоубийство.

– Официант?! Не корреспондент?!

– Почему же? Подрабатываю в одном издательстве. – Валентин комично сморщился. – Со вчерашнего дня.

– Ах ты, сволочь!

Окостеневшие кулаки выпрыгнули из карманов и начали махать перед лицом наглого парня. Если бы тот не отпрыгивал и не уворачивался, Игнат бы его зашиб.

– У вас нет на меня ничего! Нет! Ни одной улики! Свидетельские показания без улик – это всего лишь треп. Словесный понос!

– Да, но ваша старая машина засветилась на камерах видеонаблюдения, когда она ехала тем же маршрутом, что и поезд, увозивший Ларису. Сосед по гаражу, опять же, видел вас тем вечером. Как вы прогревали машину, рылись под капотом. Письма…

– Их нет. Они уничтожены!

– Ах, забыл сказать! – Валентин шлепнул себя по лбу. – Одно письмо было изъято в ходе доследственной проверки и отправлено на экспертизу. На нем только ваши отпечатки пальцев. Потом дописывали, чтобы у следствия вопросов не возникло, с чего это ваша жена из-за трех посланий рванула за Урал? И обручальное кольцо – разве это не улика? Вы же его только что в землю прятали. Нет? И ваши штаны, которые вы стирали в ночь убийства вашей жены. Вдруг на них окажутся пятна ее крови? Вы хорошо их постирали? Можете быть уверены, что эксперты ничего не найдут? А в вашей машине нет следов крови вашей жены?

Ему надо было вернуться к могиле Ларисы. Срочно! Вырыть из земли это чертово кольцо! Спрятать его в более надежном месте, сожрать, если понадобится! Почему, скажите на милость, ему в голову взбрело обменяться этими кольцами, когда он Ларису хоронил?! Зачем? Счел символичным оставить ей посмертный подарок? А ее кольцо на кой черт забрал? Потому что сам его покупал, заплатил за него прилично? Идиотские решения и завели его в тупик. Все остальное…

Все остальное, включая смерть Любочки, доказать практически невозможно. В итоге, что они могут ему предъявить? Предумышленное убийство жены и покушение на убийство соседки? Второй эпизод тоже доказывать замучаешься. А он еще подумает, писать ли по нему признательное, или нет.

Еще подумает!

Надо было что-то делать, а не стоять, обмякнув всем телом, по колено в снегу. Игнат резко дернулся, услышав над головой громкое карканье, и недовольно сморщился: что за чертов реквием, в самом деле! Он будет еще очень долго жить. И жить хорошо.

Он не напрасно подсуетился: Люба не успела дать ход бумагам, и этих бумаг больше нет. А состояние осталось, и оно теперь его. Все теперь принадлежит ему. И будет принадлежать все то время, что он будет сидеть в тюрьме.

Они будут ждать – его деньги. Больше ему ничего не надо.

В глазах внезапно потемнело, видимо, подскочило давление. Он глубоко задышал, постарался успокоиться. Ничего уже не изменить, так? Надо принять достойно перемену места жительства. Временную перемену! Он даже повеселел.

Когда зрение восстановилось, он обнаружил, что их окружает уже целая толпа народа. Тут вам и милая девушка Маша, сурово поджимающая губы. И симпатичный майор, болтающий что-то о его правах. Ему, юристу, – о правах! Смешно!

Он что-то подписал, согласился на чистосердечное. Сел в предложенную машину с закованными в браслеты руками. Выглянул в зарешеченное окошко.

Симпатичная девушка Маша, кажется, завела роман с не менее симпатичным официантом, ныне сотрудником редакции. О чем-то шепчутся, договариваются. Игнат ясно слышал слова: куранты, мандарины, набережная.

Майор ответил на чей-то звонок, говорит тихо, не разобрать. Но это явно что-то личное: взгляд мягкий, нежный. Что-то – уже громче – обещает кому-то купить по дороге домой. Кажется, речь о шампанском.