— Ну, одно я скажу тебе, Дороти, — выступил Эдди. — Ты ужене в Канзасе.

В глазах у женщины заблестели слезы. Эдди видел, как онапытается их сдержать, но ничего у нее не получалось: она разрыдалась.

В бешенстве (и одновременно — с отвращением к себе) Эддиповернулся к стрелку, который уже поднялся на ноги. Роланд сделал шаг, но не всторону плачущей Госпожи. Он направился за своим ножом.

— Скажи ей! — заорал Эдди. — Ты ее сюда затащил, так что,давай, мужичок, расскажи ей! — И чуть погодя, добавил уже спокойнее: — А мнерасскажи, почему она себя не помнит.

4

Роланд не ответил. По крайней мере, не сразу. Он нагнулся,двумя пальцами, что остались на правой руке, не считая большого, поднял его зарукоятку, осторожно переложил его в левую руку и опустил в ножны на поясе. Онвсе еще пытался осмыслить ту странность, которую он почувствовал в сознанииГоспожи. В отличие от Эдди она сопротивлялась ему, сопротивлялась, как дикаякошка, начиная с того момента, как он вышел вперед, и пока они не проехаличерез дверь. Сопротивление началось в ту же секунду, как она ощутила его присутствие.Никакого, хотя бы секундного, замешательства — она вообще не удивилась. Ониспытал это на себе, но понять этого он не мог. Она вовсе не удивиласьвторжению постороннего разума в ее сознание — только вспышка ярости, ужас иборьба: она силилась прогнать его. Ее усилия не увенчались успехом — да и врядли она могла бы его победить, рассудил Роланд, — но она все равно продолжалаборьбу. В каком-то неизбывном бешенстве. Он буквально физически ощутил, что этаженщина обезумела от страха, ярости и ненависти.

В сознании ее ощущалась лишь темень — это был разум,погребенный в глухой пещере.

За исключением того…

За исключением того, что в тот миг, когда они прошли черездверь и разделились, у Роланда вдруг возникло желание

— отчаянное желание — задержаться хотя бы еще на секунду. Заэту секунду ему открылось бы многое. Потому что женщина, которую они сейчасвидели перед собою, абсолютно не походила на ту, в чьем сознании он побывал.Это был совершенно другой человек. Сознание Эдди напоминало комнату с шаткимизапотевшими стенами. Сознание Госпожи — темноту, где ты лежишь обнаженный, авокруг тебя пресмыкаются ядовитые змеи.

И только в самом конце было по-другому.

В самом конце она переменилась.

И было еще кое-что, что-то жизненно важное, стрелокчувствовал это, но либо не мог понять, либо — вспомнить. Что-то похожее(взгляд) на саму дверь, только в ее сознании. Что-то похожее (ты разгадал этузаковырку — именно ты) на внезапное озарение. Если подумать как следует, ты наконецпонимаешь…

— Мать твою, — в сердцах выдавил Эдди. — Ты не человек, абездушный чертов автомат.

Он прошел мимо Роланда, приблизился к женщине, встал рядом сней на колени, а когда она обняла его, ничего не соображая в панике — руки еебыли как руки тонущего пловца, — он не отпрянул и тоже обнял ее, прижав к себе.

— Все нормально, — сказал он. — Я хочу сказать, это,конечно, не замечательно, но все нормально.

— Где мы? — всхлипнула она. — Я была дома, смотрела новостипо телевизору, хотела узнать, удалось ли моим друзьям выбраться из Оксфордаживыми и невредимыми, и вдруг я оказалась здесь, и Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ!

— Ну, и я тоже не знаю, — Эдди прижал ее крепче и началлегонько укачивать, — но, как я понимаю, мы теперь вместе. Я сам оттуда, откудаи вы, из старого доброго Нью-Йорка, и со мной приключилась такая же штука — ну,если по-правде, со мной было немножечко по-другому, — но я могу вам сказать:все с вами будет нормально. — И, чуть погодя, добавил: — Если только вы любитеомаров.

Обнимая его, она плакала, а он обнимал ее и убаюкивал, иРоланд подумал: Теперь с Эдди все будет в порядке. Брата его нет в живых, нотеперь у него есть кто-то, о ком нужно заботиться, так что теперь с ним всебудет в порядке.

Но в глубине душу он почувствовал укол боли. Он можетстрелять — во всяком случае, левой рукой, — убивать, идти неуклонно вперед,одолевая с неумолимой жестокостью мили, и годы, и, как выяснилось, измерения,на пути к своей Башне. Он знает, как выжить, иногда у него получается дажекого-нибудь защитить — он спас мальчика Джейка от медленной смерти назаброшенной станции посреди пустыни и от плотских посягательств Оракула уподножия гор, — но в конце концов он допустил гибель Джейка. И это был никакойне несчастный случай — он совершил это сознательно и тем обрек себя напроклятие. И вот теперь он смотрел на них, смотрел, как Эдди ее обнимает иуверяет, что все будет хорошо. Он тогда просто не мог поступить по-другому, нотеперь в сердце его к печали прибавился сокровенный страх.

Если сердце свое целиком ты отдал Башне, Роланд, считай, чтос тобою уже все кончено. Бессердечное существо — существо, не умеющее любить, асущество, не умеющее любить — это животное. Зверь. Если бы быть только зверем,это еще можно как-то перенести, но человек, который стал зверем, должен будетпотом расплатиться за это, и плата будет страшна… но что если ты все жедостигнешь того, к чему так стремишься? Что если ты, бессердечный, возьмешьприступом Темную Башню и покоришь ее? Если в сердце твоем нет ничего, крометьмы, что тебе остается, как не превратиться из зверя в чудовище? Добитьсясвоей вожделенной цели, будучи зверем — в том была бы какая-то горькая ирония,с тем же успехом можно вручить слону увеличительное стекло. Но добиться целисвоей, будучи чудовищем…

Заплатить за ад — одно дело. Совсем другое — им овладеть.

Он вспомнил Элли и еще одну девушку, которая ждала его уокна, вспомнил о том, как он плакал над безжизненным трупом Катберта. О, тогдаон умел любить. Да. Тогда.

Я так хочу любить! — Роланд едва не расплакался, но хотяЭдди по-прежнему плакал вместе с женщиной в инвалидной коляске, глаза стрелкаоставались сухими, как пустыня, которую он пересек, чтобы прийти к этомухмурому морю.

5

На вопрос Эдди он ответит чуть позже. Потому что так будетлучше для Эдди — держаться настороже. А причина того, что она не помнит, былаочень проста. Она — не одна женщина, а две.

И одна из них очень опасна.

6

Эдди рассказал ей все, что мог, приукрасив лишь перестрелкуу Балазара, но в остальном — неукоснительно следуя правде.

Когда он закончил, она какое-то время хранила молчание,сложив на коленях руки.

С пологих гор, растянувшихся на несколько миль к востоку,стекали маленькие ручейки. Именно оттуда Роланд и Эдди брали пресную воду.Сначала ходил только Эдди, потому что Роланд был слишком слаб. Позже они ходилипо очереди, и каждый раз приходилось ходить все дальше и искать воду чутьдольше. Горный кряж потихоньку сходил на нет, ручьев становилось все меньше, ивода в них струилась уже не так быстро, но она оставалась хорошей и для питьяпригодной.