Клио внимательно посмотрела на меня и рассмеялась:

– Пошла ты в задницу! Ничего, что я на “ты”?

– Ничего.

– Давай выпьем… Ты как?

– После вчерашнего я не рискую.

Так случайно вырвавшееся напоминание о вчерашнем вечереавтоматически повлекло за собой напоминание о сегодняшнем утре без экипажа, ощекочущей ноздри прогулке по каютам старших офицеров. И о техполубезумных-полумистических открытиях, которые мы сделали с Карликом. Разговорс Клио – немного стервозный, но такой приземленный – на некоторое время вернулменя в атмосферу того, прежнего, “Эскалибура”, где все было ясным. Ясным, какльды, как небо за иллюминаторами. Как подпись под фотографией капитана –“1929”.

– Что ты думаешь по поводу происшедшего? – спросила яКлио.

– Он забавный. Он меня трогает. – Положительно, Клио нехотела замечать ничего, кроме своих собственных мотыльковых переживаний.

– Скажи еще, что он хороший любовник.

– Не без этого. Как ты думаешь, мне удастся справитьсяс девчонкой?

– Не знаю. Все будет зависеть от нее.

– Жаль, что она не поклонница моего творчества.

– Не поклонница, это точно. Думаю, ей бы большепонравилось, если бы ты была Гертрудой Стайн.

– Гертруда Стайн тоже курила трубку. – Надо же, Клиопроявляет недюжинные познания об окололитературной среде Монпарнаса. Я впервыепосмотрела на нее с уважением. – Нет, но ведь какая-то сволочь это сделала!

– Что?

– Да украла у меня мою любимую трубку. – Воспоминание опропавшей вещице снова привело Клио в ярость. – Наверняка это девчонка! Сделалаиз вредности.

– Не думаю. Слишком специфический инструмент… Я имею ввиду этого индейца. Может быть, кто-нибудь из особых любителей раскаленныхгениталий…

Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись и сказали почтиодновременно:

– Муха!..

– Кто это там треплет мое имя всуе? – Появившийся схлебной корзинкой Муха весело посмотрел на нас.

– Никто, никто! Ты кормить нас собираешься? – Клиопотрепала добродушного гея по голове.

– Все вопросы к нашему швейцарскому шеф-повару. Судя повсему, пойло уже готово. Выглядит дрянски, но запах ничего себе. Пошелприглашать общество на обед…

Но и без особого приглашения три штурмовых отряда,осуществлявших осмотр корабля, вернулись в кают-компанию. Кроме того,подтянулись Вадик и губернатор Распопов. Сокольников пришел последним и уже бездочери. Он выглядел измученным, но не сломленным. И с порога ободряющеулыбнулся Клио. Аника, очаровательная в своей швейцарской непосредственности,пригласила пассажиров к столу.

Всем были розданы тарелки. Всем пятнадцати, за исключениемКарпика, оставшейся в каюте. Видимо, в таком составе мы и продолжимпутешествие. Если продолжим.

По милому, чересчур холеному для этих широт лицу Аникипробегали судороги напряженного внимания: ей очень хотелось понравитьсясидевшим в кают-компании русским. Для этого был выбран не самый подходящиймомент – озабоченные происходящим люди могли сейчас съесть все, что угодно, идаже не заметить этого. Пока все копались вилками с нанизанным на них хлебом вгустой белой сырной массе, именуемой фондю, четко вырисовалась картинапроисходящего на корабле. Все три группы свели наблюдения воедино. Результатыоказались следующими:

– все спасательные шлюпки и фанц-боты находятся насвоих местах, но на них отсутствует обязательная для экстренных случаевпиротехника. Вся пиротехника – от ракетниц до фальшфейеров, призванных подаватьсигналы на дальнее расстояние в случае опасности;

– то же самое можно сказать об остальной связи:радиотелефонов, поддерживающих спутниковую связь с берегом и другими судами,нет. Такой милый атавизм, как рация, тоже выведен из строя. В платах рации нехватает некоторых существенных деталей;

– кроме шестнадцати человек, находящихся сейчас вкают-компании, на корабле никого не обнаружено;

– арсенал, где хранились карабины и ружья, привезенныепассажирами, закрыт. Открыть арсенал не представляется возможным, посколькудверь его бронирована. Где находятся ключи – неизвестно. Возможно, там же, гдеи капитан;

– топлива на корабле достаточно;

– судовые механизмы, приборы и двигатели не повреждены.Шлюпки не повреждены. Фанц-боты не повреждены. Ни одна из жизненно важныхсистем корабля не повреждена.

Именно так выглядело сообщение, с которым выступил передпассажирами Макс, единственный член экипажа, оставшийся на борту.

– Что будем делать, господа? – задал он присутствующимриторический вопрос. Вопрос повис в воздухе. Господа молчали. Только никогда нетеряющий присутствия духа Муха мурлыкал себе под нос какую-то песенку.

– Да замолчи ты, в конце концов! – прикрикнул на Мухугубернатор.

– Что ж вы такой нервный, роднуля? – добродушнопарировал Муха. – И как вы с такими нервами с областью управляетесь?

– Не твое собачье дело, – вспылил губернатор, но тут жеосекся и за все последующее время не произнес ни слова: видимо, воспоминание обоставленной сиротой области подействовало на него угнетающе.

Нейрохирург Антон Улманис, все это время ревниво наблюдавшийза Максом, попытался перехватить инициативу:

– Есть два возможных варианта: либо мы остаемся здесь иждем неизвестно чего, либо мы отправляемся в сторону порта. На корабле или нашлюпках.

Макс хмыкнул:

– Насчет корабля – это большой вопрос. Кто-нибудь изприсутствующих имеет представление о должности штурмана? Ориентируется вприборах? В судовых огнях? В характере фарватера? Во льдах? Кто-нибудь знает,как подкачивать топливо? Кто-нибудь знает, как подкачивать солярку в расходнуюцистерну, чтобы работал дизель-генератор? Кто-нибудь знает, что такое вообщерасходная цистерна? Кто-нибудь знает, что такое главная силовая установка?

– Вы. – В устах Антона это прозвучало не оченьубедительно.

– Я – пас. Я пока что еще не самоубийца. Все, чтокасается холодильных установок, – это пожалуйста. Запустить двигатель, чтобы мыне подохли здесь от холода и не передавили друг друга в темноте, – это я могу.Но все остальное.

– Значит, сдвинуть корабль не представляется возможным?

– Если хотя бы у шести пассажиров есть дипломымеханика, штурмана, рулевого матроса и прочее – тогда можно попытаться.

– Все понятно. – Антону больше не хотелось выслушиватьоткровенное издевательство Макса. – Тогда можно погрузиться на шлюпки, и…

– Ответ отрицательный. – Макс разбивал доводынейрохирурга один за другим. Казалось, это доставляло ему наслаждение. –Во-первых, до порта, из которого мы вышли, больше двух суток пути. Ну это бог сним. Льды.