– Это точно, – кивнул Мазур. – Как моряксвидетельствую. Ладно, это будущиесложности. У нас есть другая сложность,гораздо более актуальная. Нужно исхитриться и добраться до Чакона целыми иневредимыми. Что-то мне врожденный оптимизм и вера в людей подсказывают, чтодон Хайме здорово осерчал и не намерен более заниматься стрельбой поверх голов.И это не только меня касается. Очень похоже, его пылкие чувства к тебе осталисьв прошлом...

Судя по озабоченному лицу Кристины, она и сама об этомподумала. Мазур деловито спросил:

– В доме, часом, не найдется лишнего карабина или чего-топохожего?

– Сколько угодно, у нас все мужчины любили оружие...

Как человек, уже вполне обжившийся в Латинской Америке,Мазур без труда определил, что заведение напротив магазина, в котором скрыласьКристина – не что иное, как кафе. Сделать такое заключение ему, впрочем,помогла не дьявольская проницательность, а большие буквы «CAFE» над входом. Тамбыло еще и название, и уж его-то Мазур прочесть не смог, но это не имелозначения...

Он вошел уверенной походочкой завсегдатая. С первоговзгляда определил, что заведение во многом уступает таверне дона Мигеля – здесьне обнаружилось ни малейшей экзотики, самые что ни на есть прозаическиестолики, покрытые скатерками в сине-желтую клетку. А вот в углу он сразууглядел телефонную будку, что мгновенно примирило с отсутствием экзотики, нетурист, чай...

Столиков насчитывалось шесть, а занятым оказался только один– юной парочкой, ничуть не похожей на местную наружку. Мазур уверенно селподальше от воркующих голубков. Появилась вертлявая официанточка, с грехомпополам владевшая английским, как оно обычно и бывает в портовых городах. ХотяМазур сумел бы с ней договориться, не знай она другого наречия, кроме одного –«кофе» и «виски» в общем, словечки интернациональные...

Именно это он и заказал – фарфоровый наперсточек с кофе и гораздоболее вместительный стаканчик виски – а что еще человеку нужно в такое времядня, если он австралийский моряк?

Отхлебнул кофе, пригубил виски и запалил здешнюю крепкуюсигарету из черного табака, сидя лицом к высокому окну, рассеянно поглядывая намагазин напротив.

Он попросил Кристину задержаться в магазине подольше подлюбым благовидным предлогом – ну, скажем, как и положено ничего не смыслящей всложной технике благородной сеньорите, ей требуются долгие и развернутыепояснения. Ручаться можно, что у продавцов такое поведение не вызовет нималейших подозрений, наоборот: узревши такую красотку, только рады будутподольше посуетиться вокруг, заливаясь соловьями, знаем мы здешних...

Кристине он преподнес опять-таки довольно убедительную ложь:что хочет понаблюдать со стороны, нет ли за ней слежки. Кажется, проглотила. Наделе, конечно, его интересовало одно – тот самый телефон в углу...

Аккуратно пригасив окурок, он не спеша прошел к кабине, ужепривычно скормил автомату пару монет. Повторилось то же, что и в прошлый раз,разве что голос был не мужской, а женский. Сначала женщина протараторила что-топо-испански, потом, выслушав предложение Мазура перейти на английский,заверила, что говорит на означенном наречии.

– Это Джонни, – сказал Мазур. – Меня направила квам фирма «Моралес и сыновья», посредники... Три дня назад я был у них вконторе, и они заверили, что работу вы мне подыщете в течение двух – четырехсуток, в крайнем случае, шести...

Выслушав пароль, собеседница с некоторым равнодушиемоткликнулась:

– О, разумеется... Думаю, дня через три мы сможем васустроить. Одно немаловажное уточнение, сеньор Джонни: как у вас обстоит сознанием международного свода сигналов? Вашему потенциальному работодателю нужнылюди, способные именно в этом ориентироваться.

– Без проблем, – сказал Мазур. – Неплохо обстоит,сеньорита.

– Как насчет комбинации, скажем... Зулу-Альфа-Ромео-Янки?

– Могу вас заверить, что мне приходилось быстреньковывешивать и более сложные сигналы, – сказал Мазур, внутренне ликуя.

– В таком случае – через три дня, в четыре...

И трубку повесили. Стоя спиной к прозрачной двери, Мазурухмыльнулся во весь рот. Вот этоуже была самая что ни на есть убедительнаяконкретика. В поэтическом ремесле это именуется акростих – когда читают лишьпервые буквы каждой строчки. Зулу-Альфа-Ромео-Янки, то есть, говоря по-русски,«Заря». Пароход «Заря», который через три дня встанет на якорь у четвертогопричала. И Мазура там встретят, конечно, не хлебом-солью на расшитом полотенце,без цыган и шампанского, но, безусловно, с неподдельной радостью. И всекончится...

Он повернулся к двери. Еще открывая ее, увидел, что за егостоликом сидит незнакомый человек. А ведь здесь такое категорически непринято – подсаживаться к занятому столику, в особенности, если целая кучасвободных. И виски, и кофе на своем месте, любому с полувзгляда ясно, чтостолик занят. И тем не менее...

Вразвалочку, заранее глядя неприязненно, он подошел кстолику, сел и уставился на незнакомца без всякой симпатии. Невысокий мужичоклет пятидесяти, скучный и незначительный, как автобусный билет, более всегопохожий на затурканного кучей детей и кучей долгов отца семейства или третьегопомощника младшего счетовода в департаменте городской канализации. Вот тольковнешность порой бывает обманчива, носитель самой безобидной личины способеноказаться опаснее аллигатора...

Оружия при нем, судя по первым впечатлениям, не имелось.Обширная сверкающая лысина, идиотские бакенбарды, глаза неопределенногоцвета... Недолгое общение с труженицами заведения доны Розы привело к тому, чтоМазур мог при нужде без ошибок рявкнуть, скажем «arre alla!», что примерносоответствовало русскому: «Катись колбаской!», а то и выразиться гораздонепечатнее...

Ему не пришлось продемонстрировать лингвистические таланты.Незнакомец заговорил первым. Как ни в чем не бывало, негромко произнеспо-английски:

– Не хмурьтесь, Джонни, я не побирушка. Меня зовут Ронни,вам обо мне обязана была сказать милейшая Роза... Это мне вы должны былизвонить: шесть-пять-два-два-четыре-восемь...

Предположим, все так и обстояло, но Мазур все равно сказалхмуро:

– А откуда мне знать, что вы – это вы? Может, настоящемуРонни вы только что перехватили глотку за углом и упокоили беднягу в мусорномящике?

– Шутник вы, Джонни, – без всякой обиды откликнулсялысый. – Узнаю Розу, она обожает краснобаев и хохмачей... Да ладно вам.Это я вам слепилполицейскую ксиву. И пушку вам доставал я. «Таурус», новье,нигде не засвеченный... я смотрю, он у вас и сейчас под пиджачком... Назватьномер?

– Ага, – сказал Мазур. – Сейчас я его вытащу прямотут, и мы будем на глазах хозяина и соседей по столику сверять номер...