Эйкке тогда будто обухом по голове ударили. На щеке еще горел след от Кассиных губ, а в груди веселились, разжигая настоящий костер, крохотные дракончики, разбуженные этой нежностью и неприкрытым Кассиным смятением. И Энда его дернул еще и похвастаться Касси, что он сумел укротить своенравного Рейме и добиться от того разрешения осмотреть себя и обработать незажившие повреждения. В секунду обесценилось все то, что до сих пор казалось Эйкке важным и что давало ему смутную, но такую сладкую надежду на взаимность дорини Кассандры. Взаимность, как же! Обычная благодарность! А то и вовсе очередная жалость!

Эйкке сумел напомнить о Рейме и его нужде в помощи с полным равнодушием, хотя в горле комом встала обида и разочарование. Но не при Ксандре же показывать свою слабость. И признавать его победу.

И все же переоценил себя.

Разговаривать спокойно с Касси оказалось выше его сил, несмотря на еще не забытый опыт ссоры с ней. Потому и огрызался до тех пор, пока Касси, накладывая на его спину свежую повязку, прямо не спросила, что не так, и не получила в ответ совершенно безобразное:

— Ты всех знакомых парней целуешь?

Она покраснела, но, как оказалось, вовсе не от смущения, а от вполне себе закономерного оскорбления. С силой затянула узел бинта и сверкнула глазами.

— Тебя больше не буду! Не беспокойся! — заявила Касси, и Эйкке оставалось только признаться самому себе, что он-то рассчитывал совсем на другой ответ, и зайтись горечью от собственной дурной вспыльчивости, в очередной раз лишившей его Кассиной благосклонности. Даже интересно, что на это сказал бы Тидей? Посоветовал больше думать о деле, а не о подобных глупостях? Напомнил, что Эйкке — дракон, а дорини Кассандра — человек и между ними невозможны никакие отношения? Укорил не красящей мужчину несдержанностью? Как будто Эйкке сам всего этого не знал!

— Кто бы ждал от нее взаимности, так точно не я! — буркнул наконец он и уперся взглядом в угол каморки, с каким-то отчаянием сожалея, что здесь нет ни одного окна. Воздуха не хватало. Какой шутник вообще придумал эти чувства? Кому от них было хорошо? Уж точно не Эйкке. И не Тидею, судя по его статуе! А еще поучает! — Насмотрелся на ее нежности с Ксандром! Мне там ничего не светит! Так что давай уже вернемся к драконьей крови. Кажется, в твоем освобождении она тоже играет не последнюю роль.

Однако Тидей покачал головой, не давая сбить себя с толку. Как бы Эйкке ни храбрился, а поддержке все же нуждался. И хоть в самой крохотной надежде.

— Ксандр ее старый друг, — спокойно заметил он. — Настолько старый, что Касси все о нем знает и никаких сюрпризов не ждет. А вот кем станешь для нее ты? Это зависит только от тебя, Эйкке. И твоего желания стать для нее чем-то большим, чем проходным воспоминанием.

Эйкке закусил губу. В словах Тидея было слишком много желанной правды, чтобы захотеть от нее отвернуться. Вот только они оба как будто не учли одну мелочь.

— Я вообще-то дракон, — затаив дыхание напомнил он, однако Тидея было не так-то легко смутить.

— Поэтому у тебя есть выбор, — без тени сомнения сказал он и вернулся к своей статуе. Эйкке сжал кулаки, не желая расставаться с подобравшимся к сердцу воодушевлением. Дорого бы он дал, чтобы узнать, кто на ней изображен. Может, тогда удалось бы и Тидею хоть как-то отплатить за участие. Никаких крыльев бы не пожалел, чтобы разыскать изображенную на ней женщину. Иногда грешным делом Эйкке казалось, что та похожа на Касси, но он быстро обнаруживал собственное заблуждение. Не было у Касси ни этой совершенной красоты, ни глубокой мечтательной задумчивости, ни холодной грустной отстраненности. Касси была живой, настоящей, немного упрямой, не по-девчоночьи смелой, с глазами на мокром месте и очень искренним сердцем. И Эйкке не устоял именно перед этими ее качествами. Влюбился в человеческую девчонку. И не хотел ее никому уступать!

— Элийна тебе привет передает, — чтобы хоть как-то умаслить старшего товарища, сообщил Эйкке, однако Тидей лишь вполголоса усмехнулся.

— Знаю я ее приветы, — иронично заметил он. — Прямо спросить про Вальде не может, вот и ходит вокруг да около. А что я могу сделать, если этот парень категорически отказывается покидать камеру, пока там останется хоть один драконыш? Да и я с ним согласен: парень он крепкий, любые невзгоды улыбкой встречает. А вот с Тайрой надо что-то делать. Она вчера даже от сладостей отказалась. И принесенные Кассандрой платья ее не радуют. Не дотянет она, Эйкке, до вашего противоядия. Вытаскивать ее надо, и лучше не откладывая.

Эйкке скрипнул зубами. Тайра напоминала ему младшую сестренку: те же озорные глаза, та же безоглядная любовь ко всему миру, та же открытая душа, слишком сильно нуждающаяся в вольном небе, чтобы выжить в каменных застеньях Арены. Она попала в плен прошлой осенью, во время большого отлова драконов при их возвращении в Долину, и по счастливому стечению обстоятельств ни разу не участвовала в боях, иначе сейчас спасать было бы уже некого. И без них Тайра гасла, не желая бороться и не веря в спасение. А у Эйкке все внутри в узел завязывалось при одной лишь мысли, что ей суждено погибнуть, не дожив даже до тринадцати лет. Нет, они должны были рискнуть и вытащить ее из заключения! Пусть лишь для того, чтобы отправить в пещеру, все же там была хоть какая-то свобода и надежда на лучшее. А уж Элийна найдет нужные слова, чтобы Тайра продержалась до того момента, когда они получат наконец противоядие. Она всегда знала, что нужно сказать.

В отличие от Эйкке.

— Если я раздобуду снотворное, — начал он и посмотрел на Тидея, — сможем мы вытащить Тайру?

— Вытащить-то вытащим: тут большого ума не надо, — отозвался тот. — А вот с укрытием надо что-то решать. Ребят все больше, и прятать их от людей все сложнее. Особенно это детей касается: они на месте сидеть не любят. А любая неосторожность, сам понимаешь, может закончиться весьма печально.

Эйкке кивнул, даже не думая спорить. Примерно то же самое, но в других выражениях вчера объясняла Элийна Рейме, а тот слушал вполуха, готовый немедленно исследовать пещеру и ее окрестности. Турме обещал присмотреть за мальчишкой, но куда ему, на полутора ногах? Тидей спасал его, истекающего кровью после боя, в столь спешном порядке, что едва не попался на месте преступления. За Элийну ратовал Вальде: она до освобождения прошла два боя, и он обещал сожрать Тидея самолично, если ей придется вступить и в третий. Вряд ли Тидей испугался этой угрозы, но после чересчур трудных возвращений Элийны к жизни пошел Вальде навстречу. Так она стала второй обитательницей пещеры после Хейды, которая еще до своего первого боя едва не загнулась от какой-то загадочной болезни.

Тидей, уже тогда жалевший Тайру и именно для нее раздобывший снотворное, почему-то крепко сомневался в искренности Хейды, но Эйкке стоял за нее смертным боем, уверенный, что Хейда никогда не стала бы подличать. Она была младшей сестрой его лучшего друга, и Эйкке чувствовал за нее ответственность больше, чем за кого-либо другого. В человеческую ловушку она попала подобно Эйкке, устремившись за отчаянным братом в самое сердце опасности. Лассе, увидев, что натворил, обещал привести помощь, а сам улетел и больше не вернулся. В точности как с Эйкке. Кажется, не только взрослых драконов не интересовали их пропавшие дети; другие тоже отказывались от собратьев, стоило тем отбиться от стаи. Объяснить это было невозможно, но Эйкке очень хотел однажды взглянуть Лассе в глаза и потребовать от него объяснений и за себя, и за Хейду.