– Куда звонила? И кому? – спросила Карпик и снезависимым видом отправила в рот кусочек хлеба, вымазанный фондю. – Оченьвкусно, Аника. Ле мани-фиг. Гран мерси.

– Je suis heureux.(Я рада)

– А уж как я рада, ты даже представить себе не можешь.

Все, находящиеся в кают-компании, начали сосредоточеннонаблюдать за тем, как ест Карпик. Так сосредоточенно, как будто от этогозависела их жизнь.

– Скажи правду, девочка, – снова начал свою бесполезнуюатаку банкир. – Скажи, откуда ты позвонила?

– Оставь ее в покое, – сказала Клио. – Пусть…

Закончить она не успела.

Пароход сотряс мощный гудок. Впервые за все времяпутешествия заработал тифон. Оказывается, у “Эскалибура” басовитый нежныйголос…

Гудки следовали один за другим: короткие и длинные, оничередовались в разной последовательности, и это было похоже на…

– Что это такое! – закричал Распопов, тщетно пытающийсяперекрыть гудки. – Что это, черт возьми, такое?!

– Похоже на азбуку Морзе! – догадался Антон. – Точно!Это азбука Морзе – короткие гудки, длинные… Снова короткие…

– Да. – Макс поднял голову, и я увидела, как вздулисьжилы у него на шее, они стали пугающе похожи на шрамы. Точно такой же шрамукрашал его щеку. – Да, это азбука Морзе.

– Что они… Что он передает? – Антон тоже задралподбородок вверх.

– Подождите, сейчас. – Макс пошевелил губами, а Карпик,отставив тарелку, крепко сжала руками уши. – Сейчас… Сейчас…

Гудки не прекращались, снова и снова они повторяли одну и туже комбинацию: короткие, длинные, снова короткие…

– Ну, что?! – Антон коснулся рукава Макса.

– Только одно слово. Только одно.

– Какое?

– Смерть.

– Что?!

– СМЕРТЬ.

Все застыли. Как в рапиде я видела медленно поднимающиеся кпотолку головы. Нет, не к потолку, – к звуку гудка: как к перевернутому накресте Богу, как к верхнему регистру странного и страшного органа…

– Qu'est-ce que c'est? Qu'est-ce que c'est? (Что такое?Что такое!) – требовательно повторяла Аника. Единственная из присутствующих,кто счастливо не понимал, что происходит.

Этот наивный, совсем не страшный французский, напоминающий олебедях в фанерных домиках Женевского озера, о толстых бакалейщиках и кофе скруассанами, – этот французский вывел всех из оцепенения.

– Быстро! – закричал Макс. – Быстро наверх, в рубку!

И первым бросился из кают-компании. За ним побежали Антон,Филипп, хоккеист Витя Мещеряков, Вадик, Сокольников и Лаккай.

Альберт Бенедиктович снопом рухнул на стул и достал изкармана носовой платок: пот катился с него градом. Лысина адвоката пылала, ащеки покрылись мертвенной бледностью. В кают-компании стало тихо.

Муха приложился к бутылке коньяка и сделал несколько крупныхглотков. А потом истерически захохотал:

– Наверное, радист вернулся! Так, глядишь, они к вечерувсе соберутся.

– Да замолчи ты, щенок! – Губернатор был не в лучшемсостоянии, чем Альберт Бенедиктович.

– Пока я молчу, другие говорят, и довольно впечатляюще!– Муха многозначительно вздернул вверх подбородок.

Распопов обрушил на нею поток беспомощной брани. Такойбеспомощной, что ни слушать это, ни оставаться в кают-компании дольше былоневыносимо. Я последовала за мужчинами.

Уже возле самого трапа меня нагнали Карпик и Клио. Но они необъединились даже во время опасности, они просто обошли меня с двух сторон, какобтекает неожиданную преграду поток воды. Клио оказалась бесстрашнее ипроворнее, я сумела разглядеть только ее тонкие щиколотки, взлетевшие по трапу.

– Подожди меня, Ева! – Конечно же, Карпику с еехромотой было тяжело развивать ту же скорость, что и Клио. Я ненадолгоостановилась, и она сразу же вцепилась мне в рукав. “Защити меня, защити меня,защити меня”, – говорили ее умоляющие пальцы.

И тем не менее путь в рубку мы преодолели гораздо быстрее,чем в первый раз.

…Они полукругом стояли вокруг панели, на которой находиласькнопка, подающая на тифон звуковой сигнал.

– Ну, что? – задыхаясь, крикнула я с порога. Онимолчали. Никто не говорил ни слова.

– Никого, да? – Я решила ответить за них за всех.

– Да, – мрачно подтвердил Антон. – Никого.

– Это ничего не значит. – Максу плевать было намистику. – Пока мы добежали сюда, он уже мог уйти. Или они…

– Или она, – вдруг тихо сказала Клио.

– Кто – “она”? – спросил Антон. Не стоило, совсем нестоило задавать этот вопрос. Все и так знали – “кто”. Но Антон не хотелсдаваться. Он снова повторил его:

– Кто – “оно”?

– Та, которая передала нам сообщение. Точка, тире,точка, тире, уж я не знаю. Смерть. Так, кажется?..

Слово, выпущенное из губ Клио, как джинн из бутылки,разрослось и накрыло всех находящихся в капитанской рубке плотным облаком.Банкир обнял Клио за плечи и прижал к себе: не волнуйся, девочка! А егособственная девочка стояла рядом со мной и ничего не боялась. Или боялась? Янашла руку Карпика и сжала ее. Девочка ответила мне благодарным пожатием.

– Это бред. – Нейрохирург цепко держался за свою, такцинично все объясняющую, науку. – Это полный бред и чушь, все то, что выговорите, Клио. Я уверен, что сейчас мы найдем самое реальное объяснение…

– А если не найдем?

– Нужно еще раз обшарить весь корабль. – Максрешительно стал на сторону нейрохирурга.

– Он слишком большой. – Сокольников недоверчивохмыкнул. – Он огромный. У нас нет никаких шансов никого найти, даже если здеськто-то и бродит…

– Все равно. У нас есть оружие…

– У нас нет оружия, – перебил Макса Лаккай. – Мы личнопроверили арсенал. Он закрыт. Там железная дверь. Нам не добраться…

– Все это разрешимо. Кажется, на корабле есть автоген.Если мы его найдем, то можно попытаться…

– А если кто-то другой найдет? – высказал предположениеСокольников.

– Или – она, – снова мрачно улыбнулась Клио. Максу,похоже, надоело выслушивать многозначительные мистические замечания:

– Ну, если это она, тогда нам не понадобятся ни ружья,ни автоген…

– Смотрите! – вмешалась молчавшая до этого Карпик. –Смотрите!

Она выпустила мою руку и подошла к широкому лобовому стеклукапитанской рубки. Тому самому, через которое я наблюдала за дыханием ледянойвечности еще сегодня утром…