Мистер МакКиббин хмыкнул на меня, засунул газету под мышку и встал.

Мы услышали, как хлопнула дверь.

– Мудак, – сказала Лорен.

Мы сидели наверху на полу ее спальни с чашками кофе. Я была в одной стороне комнаты, Лорен – в другой. Она подогнула ноги под себя, как кошка – настороженная, недоверчивая, – она ждала, когда я что-нибудь скажу.

– С тобой все в порядке? – в конце концов спросила она.

– В порядке, – пробормотала я, хотя было очевидно, что это далеко не так. Я выглядела слишком худой. Мои волосы были сальными и тусклыми, плечи сгорбленными. Я была пьяна и несчастна.

Лорен молча потягивала кофе, глядя на меня, но в конце концов ничего не смогла с собой поделать.

– Ты разговаривала с моим братом недавно?

– Нет, – сказала я.

По крайней мере, это было правдой.

Лорен прищурилась, пытаясь понять, верит ли она мне. Потом высунула язык и вздохнула.

– Стюарт – настоящий шлак. Не трать на него время. Вот, – сказала она, залезла под кровать, вытащила бутылку Bell’s[55] и плеснула в мой кофе. Она облизала руку, на которую брызнули капли виски, и наполнила свою кружку. Лорен пыталась подбодрить меня, но ее слова возымели противоположный эффект. Я ничего не значила для Стюарта, я совсем не была особенной. Я чувствовала, как виски обжигает мое горло, дерет, царапает мне внутренности. Я протянула чашку для новой порции.

– Ты голодна? – спросила Лорен.

Я почти ничего не ела несколько дней, только собирала школьные обеды и выбрасывала их прежде, чем все остальные приступали к своим.

– Не особо, – сказала я.

– Ну, а я чертовски голодная. – Лорен встала и потянула меня за руку.

Я последовала за Лорен вниз, где она заглянула в холодильник, и когда там не оказалось ничего, что могло бы ее удовлетворить, она заставила меня пойти с ней в магазин, где продают рыбу с картошкой фри – фиш-энд-чипс. Мы сели, разложив рыбу на столе. Лорен посолила картошку.

– Томатный соус?

Я кивнула.

Запах жареного картофеля, шипение корзинок, погруженных в кипящее масло, огромные куски рыбы – все это вызывало у меня тошноту.

Человек за столиком рядом с нами читал местную газету, и мы могли прочитать ее заголовки. Лорен взглянула на газету и перетасовала картошку по белой бумаге, нервничая, не желая смотреть мне в глаза, хотя, возможно, мне лишь показалось. Я повернулась и посмотрела в окно. Снаружи небо выглядело ледяным, солнце – болезненно-желтым. Картофель был невыносимо горячим; я помню, что где-то послышалось легкое гудение, и у меня разболелась голова.

Когда первые капли дождя зашипели на раскаленном асфальте, горожане бросились в укрытие, и колокольчик над дверью звенел без остановки. Мужчины бежали к букмекерским конторам через улицу с газетами над головами. Большой отряд Короля Эдмунда, громко визжащий от раскатов грома, нырнул в дверной проем с куртками Kappa на головах, с узкими хвостиками и широкими блестящими лбами. Лорен сделала вид, что не видела их. Ее челюсть выдвинулась, она взяла картошку, но не съела ее. Некоторые из девочек Короля Эдмунда повернулись, чтобы взглянуть на нас в углу, начали хихикать и толкать локтями мальчиков, с которыми пришли, и они тоже повернулись посмотреть на нас. Волосы Лорен были распущены, длинная белая накидка спускалась по ее спине. Я была смертельно бледной и мрачной. Полагаю, мы обе выглядели так себе. Легкая мишень.

Я узнала, что одной из девушек была та самая, что приказала мне встать на колени и почистить ее обувь.

– Джейд Докетт, – пробормотала Лорен себе под нос. – Шлюха.

Девочки Короля Эдмунда оскалили зубы.

– Джейд, ты слышала, как тебя только что назвала эта уродина?

– Чертова хамка.

– Противная маленькая сучка.

– Соска, – крикнула другая, и я предположила, что это предназначалось мне. – Лесбиянки.

Мальчики щелкнули пальцами в воздухе и рассмеялись.

– Просто не обращай на них внимания, – сказала я.

Я собрала остатки еды и выбросила их в мусорное ведро.

Я подняла Лорен на ноги и взяла ее под руку, как будто она была Божественной. Мальчики, одетые в спортивные костюмы и большие мешковатые джинсы, топали ногами под столом, как краснолицые малыши с едва не спадающими штанами. Я почувствовала, как нечто злобное и уродливое пульсирует в моей грудной клетке, пытаясь выбраться наружу. Я смотрела на них с немым вызовом в глазах, прося сделать хоть что-то. Давайте, попробуйте. Когда мы проходили мимо, я неотрывно смотрела на их стол, но никто не плюнул мне в лицо, не толкнул и не поставил подножку.

– Йоу, МакКиббин, – крикнул один из мальчиков.

Он поднес к губам пальцы в форме буквы V и пошевелил языком, от чего девочки завизжали от отвращения. Девушка из парка громко захихикала.

Я выскользнула из-под локтя Лорен и пошла обратно к столу, особенно выделяя ее.

– Пошла на хрен, – сказала я и плеснула в нее кока-колу.

Она закричала и вскочила на ноги. Мальчики затопали ногами еще сильнее; мы могли слышать, как они щелкали пальцами и истерически завывали, когда мы с Лорен рука об руку вышли на улицу.

Лорен остановилась на дороге.

– Не могу поверить, что ты только что сделала это. С Джейд Докетт.

– Что?

– Пошла на хрен, – передразнила она.

Я пожала плечами, как будто ничего не произошло. Как будто мое сердце не пробивало грудину. Как будто мои кулаки не были сжаты.

Она повторила это снова, теперь с трепетом.

– Пошла на хрен.

Она чмокнула меня в щеку, чтобы поблагодарить.

– Попахивает голубизной, – пошутила я.

Она сильно толкнула меня в бедро. Я улыбнулась. Она обняла меня за талию и снова притянула к себе.

– Давай напьемся.

49

Мы напились дешевой бутылкой водки и пинтой молока из магазинчика на углу, купленных на мои последние деньги. Мужчина на кассе посмотрел на сиськи Лорен и не стал спрашивать удостоверение личности. Из телефонной будки она позвонила своему боссу в Woolworth и сказала, что ей слишком плохо, чтобы выйти на работу сегодня. Сидя на эстраде в парке скрестив ноги, Лорен вылила половину молока и залила его водкой, встряхивая его, как бармен.

– «Белый русский», – сказала она, пожав плечами, когда увидела мое выражение лица.

Она протянула мне молоко, вытирая подбородок рукавом.

Я рассказала ей о слиянии школ, о том, что мы все переедем в новый кампус, расположенный в тридцати милях отсюда.

– Значит, ты не вернешься сюда?

– Мы могли бы писать друг другу, – предложила я. – Я могла бы приезжать.

– Да неважно, – сказала она оскорбленно. – Я имею в виду, что я не собираюсь вечно жить в этом