помнила телефон наизусть. Я опоздала на пару десятилетий. Голос на конце линии звучит подозрительно резко.

– Лорен? – спросила я.

– Кто? Нет. Вы ошиблись номером.

– Лорен МакКиббин, – сказала я, прежде чем женщина успела положить трубку. – Дом МакКиббинов.

– Кто спрашивает?

– Мы были друзьями, – сказала я. – В школе.

Я услышала, как женщина презрительно фыркнула, и сразу поняла, кто она. Керри. Она и Стюарт, должно быть, остались вместе, несмотря ни на что. Это хорошо для них.

– Школьные друзья? – недоверчиво повторила Керри.

– Да. В смысле, нет. Мы просто тусовались вместе. Она переехала?

Наступила минута молчания. Я представила Керри, наслаждающуюся этим кратким моментом силы, ее маленький, похожий на клюв носик, сузившиеся глаза, ухмылку на губах.

– Пожалуйста, – сказала я. – Я действительно хотела бы связаться с ней.

– Ох, ну, Лорен не жила здесь уже много лет. С тех пор, как умерла Джоан.

Итак, Джоан умерла. Я подумала о ее трости, висевшей на спинке кухонного стула, о баночках с таблетками, возбуждающих ленивую Сьюзен. И о Лорен, свернувшейся в тот день на коленях матери на полу, обнаженной, рыдающей.

– У вас есть ее адрес или номер?

Злобная реплика на конце провода.

– Я, по-твоему, кто, ее чертов секретарь?

– Она уехала в Борнмут? – попробовала я, вспомнив что-то, что однажды говорила Лорен.

Но Керри не изменилась. Она по-прежнему злобно шипела по-кошачьи:

– Она свалила после похорон. Скатертью дорога.

Я представила, как Лорен упаковывала чемоданы, все еще одетая в черное, запихивала одежду в одну из старых спортивных сумок Стюарта, хлопала дверью, ее туфли стучали прочь по улице, она была свободна.

– Может, Стюарт знает?

Керри драматично вздохнула, помолчала мгновение, а затем, наконец, сказала:

– Кем ты была, еще раз? Бывшей?

– Другом, – тихо сказала я.

– Ага, ну, в последний раз я слышала, что она парикмахер. В каком-то салоне в Брайтоне.

– Спасибо, – сказала я.

– Пофиг.

– Могу я оставить свой номер? – спросила я.

– Как хочешь.

Я назвала номер своей матери, но, скорее всего, Керри проверяла свои секущиеся кончики и рассматривала ногти, записывая цифры в воздухе.

После этого я долго сидела за столом Род; бусинки с буквами катились по моим пальцам, касаясь друг друга. Я подумала о том, что Керри и Стюарт все еще вместе, двадцать лет спустя, возможно, даже женаты. Я представила, как мой собственный муж, находящийся за тысячи миль от меня, работает со своим велосипедом в гараже или падает на наш диван с собакой, поедая арахисовое масло из банки. Я никогда еще не скучала по нему так сильно. Интересно, через двадцать лет мы все еще будем вместе? Я представила, как возвращаюсь домой в пустой дом, в котором нет Юргена, и, почувствовав приступ паники, покачала головой. В окно я наблюдала за Леной. Она откусила яблоко, как будто это был кусок мяса, и выглядела как дикарка, пока сок стекал по ее подбородку. Папина дочка. Дикая, безумно смешная. Хотя у нее есть склонность в определенных ситуациях – на вечеринках по случаю дня рождения или в детских играх – казаться недружелюбной. В такие моменты ее голова склонена набок, как и у меня, руки скрещены, а лицо невозмутимо, в то время как другие девочки прыгают и скачут. «Der Gevatter Tod, – дразнит ее Юрген, – наш маленький Мрачный Жнец». Наблюдая за Леной сквозь окно на чердаке, пристально разглядывающей сердцевину яблока, я захотела поднять дочь на руки, почувствовать вес ее маленького мускулистого тела, почувствовать, как ее ноги обвивают меня. Я быстро взяла выпускную книжку и бросилась в сад, но меня встретил неодобрительный взгляд и покачивание пальцем.

Род сняла перчатки и сидела на верхней ступеньке лестницы, глядя на меня сверху вниз. Я знаю, что она снова поднимет вопрос о встрече. Я чешу руку, избегая ее взгляда.

– Как бедный Юрген справляется без тебя? – спрашивает она, как будто может читать мои мысли.

– Хорошо, – говорю я. – Я думаю.

Это был самый долгий период, когда мы не разговаривали. Несколько раз в день я обращаюсь к карте в телефоне, на которой видна маленькая оранжевая точка в том месте, где спит Юрген. Она парит над нашим домом. Когда мужу пора ехать на велосипеде в его студию, я вижу, как эта точка движется на юг вдоль реки Лос-Анджелес. Затем, через десять часов или около того, когда я не могу заснуть, снова проверяю карту и вижу то же путешествие в обратном направлении. Я чувствую некое спокойствие, наблюдая за ним вот так, как всемогущий Зевс, замечая монотонность дня моего мужа, предсказуемость его распорядка. Но если Юрген вылетает из сети и местоположение становится недоступно, или если он отправляется в бар в центре, в кинотеатр или неизвестный ресторан на другом конце города; то есть происходит что-то выходящее за рамки привычной нормы, меня охватывает мучительное чувство паники. Я понимаю, что обновляю приложение каждые тридцать секунд или около того, мое сердце колотится, а я не могу спать и держу телефон над головой, как свечу, рано утром, чтобы проверить соединение.

Род изучает меня с высоты, смотрит, как я чешу свою руку.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке, дорогая?

– Да.

Она показывает секатором на мою выпускную книжку.

– Ты же не беспокоишься о той глупой статье, которую прислала мне много лет назад, не так ли? Что-то про интернат или что?..

– Синдром интерната, – говорю я.

Мой ноготь впивается в кожу.

Я качаю головой.

– Полная чушь, – говорит она и снова начинает срезать ветки. – И перестань царапать себе руку, ты расчешешь ее до крови.

Позже мы несем на кухню корзину с яблоками. Моя мать видит, что я в который раз смотрю на телефон, и морщит лоб. У нее все еще несколько Божественный взгляд на современные технологии. Она вынимает яблоки по одному, проверяя их на наличие пятен.

Лена выхватывает телефон из моей руки.

– Папа, – визжит она.

– Никаких телефонов за столом, – отвечает мама.

– Это мой папочка.

– Просто папочка, – говорю я. – Необязательно говорить «мой».

– Я хочу позвонить папе.

Сегодня суббота, около девяти утра в Лос-Анджелесе. Оранжевая точка парит над площадкой для собак.

– Хорошо. – Я начинаю для нее видеозвонок. – Иди в гостиную.

Лена держит телефон обеими руками и выскакивает из комнаты.

– Па-па, па-па, па-па, – поет она.

Моя мама снова хмурится с яблоком в руке, затем поворачивается к раковине и продолжает его чистить. Интересно, как долго мы сможем обходиться без обсуждения того, что я здесь делаю в одиночку. Почему мне не звонит муж, почему я целыми днями прячусь на чердаке.

Я сижу на кухне, наблюдая, как моя мать чистит фрукты над