— Интеллект — светильник, а инстинкты — масло?

— Увы, так.

Мрак ворчал, хмурился. Олег с силой хлопнул ладонью постолу. Зеленые глаза смотрели на свои пальцы с отвращением, словно это былабезобразная трехпалая лапа с зелеными перепонками. Мрак поднялся и заходил созлостью по комнате. Олег следил за ним украдкой из-под приспущенных век.

— Ладно, — сказал Мрак со злостью.

— Ты прав, мне такое легче. Хотя я не знаю, как смогутаскать свою задницу. Хоть твоя и шире — понятно, ты же умный, — но и моя…гм… тяжеловата.

— Надо торопиться, Мрак.

— Я тебя когда-нибудь прибью, — пообещал Мрак.

— За что?

— За прописные истины.

В дверях кухни мелькнуло оранжевое платье, Ирма несла передсобой, сильно откинувшись назад, огромный поднос. Мрак сказал сварливо:

— Ты чего такая ленивая? Там же есть столик на колесах.

— А вы стол изгрызете? — ответила Ирма весело, неподозревая, что недалека от истины.

— Нет уж, начните с жареного гуся.

— Спасибо, — сказал Мрак.

— У-у-у-у, запах, с ума сойти можно!… А это что?Куропатки? Такие мелкие?… А еще будут?

Ирма цвела, бледные щеки раскраснелись. Сейчас она ничем неотличалась от Каролинки, такая же чистенькая, светлая, уже раскрывающаяся, какбутон, для завтрашнего дня, а вчерашние страхи постепенно уходят, как бледнеюти забываются кошмарные сны…

Когда вышла с пустым подносом, Олег сказал с облегчением:

— Я вижу, ты понимаешь проблему.

— Какую?

— Что надо оставаться человеком, — объяснил Олег.

— Несмотря на все наши способности, нам надо естьчеловеческую еду, читать человеческие книги, жить человеческой жизнью.

Мрак с наслаждением разорвал гуся пополам. Пахнуло жаркимпаром, Мрак ругнулся и отдернул пальцы. Из кратера в брюхе гуся бил одуряющийаромат, сладкий сок потек по коричнево-оранжевой корочке. Мрак поспешно содралшкуру с лапы, захрустело, он сунул ее в пасть и замычал от наслаждения.

— М-м-м-м… Надо, Олег, надо!… Трудно вот такое есть, тыправ, но надо… Ты воздержись, не мучайся, я тут управлюсь сам. Потружусь задвоих. Приму муки, так сказать, за други своя…

Олег смотрел подозрительно, потом вздохнул с явнымоблегчением:

— Я рад, что ты… держишься.

— Держусь, — заверил Мрак.

— Трудно, но — держусь. Жру эту вот человеческую еду,глаза б ее не видели, живу человеческой жизнью… еще одну служанку взять, чтоли, чтоб с задницей — во!… Да нет, от шкафа еще шажок, такую… Только вот счеловеческими книгами будет трудно… гм… Я и раньше как-то больше в ящиксмотрел, чем буковки разбирал. По ящику клоуны, закачаешься!

Олег слушал его невнятное мычание, ибо Мрак с гусемобращался, как падающий Тунгусский метеорит с сибирской тайгой. Олег слышалтреск, рык, Мрак рвал обжигающее пальцы мясо, поспешно слизывал текущий долоктей сок, кости трещали под крепкими зубами, там костный мозг, морда оборотнярасплывается в таком неземном наслаждении, словно теорему Ферма решил.

— Я рад, — повторил Олег.

— Честно. У тебя не будет соблазна. По крайней мере,соблазна такой мощи.

Он вздрогнул, побледнел, торопливо вытер испарину со лба.Мрак удивился, пробурчал с набитым ртом:

— Что, в самом деле было… непросто?

— Я же говорю, — ответил Олег серымголосом, — я в самом деле попробовал… Но, к счастью, не ринулся сразу…

— Ты осторожный, — похвалил Мрак.

— Да ладно, говори сразу — трусливый. Я не обижусь. Ноэта трусость меня берегла… Так вот я вчера еще разок попробовал отключать этисамые ненужные руки-ноги, почки — печень… Зачем они такому орлу, как я?… И воттут меня… меня…

— Тряхнуло?

— Нет… хуже, Мрак, хуже. Намного хуже.

— Ого!

— Мрак, мне с каждым отключением становилось все большеи больше все до лампочки. Понимаешь, эдакое холодное равнодушие. Еще немного, имне стало бы совсем без разницы: живу я или нет. И вот тут я испугался по-настоящему…

Он говорил, его трясло, а Мрак сочувствующе кивал. Да, Олегиспугался по-настоящему. Он всегда пугался по-настоящему, он всегда всегопугался, из-за чего наперед придумывал, как всего избежать, как предостеречься,как обезвредить все возможные ловушки, и потому ухитрился идти по жизни, почтине прищемив пальчика. Ну, почти, почти… При их жизни это можно назвать «неприщемив пальчика».

— И что теперь? — спросил он.

— Все по-старому? Ножками-ножками? Как в старое доброевремя? С секирой в руках?

Олег покачал головой. В зеленых глазах по-прежнему трепеталогонек ужаса, но челюсти медленно сжались, под кожей выступили рифленыежелваки.

— Я всегда шел вперед, — прошептал он, —стремился только вперед, в будущее… Жилы рвал, приближал, строил, ломал и сновастроил… И вот теперь отказаться?… Нет, Мрак, ты же меня знаешь. Я буду плакатьот страха, но поползу вперед. Весь буду трястись от ужаса, умолять вернуться,но нечто во мне поползет, обламывая ногти, вперед… И я тоже поползу с этимнечто.

Мрак, который от длинных речей быстро уставал, спросилделовито:

— И что ты придумал? Олег сказал сердито:

— Вот так сразу? Ничего не придумал. Но раз уж человекне есть его мозг, как пишут современные ученые, не есть его разум, то надо ирешение искать для всего тела. Понимаешь, мозг на самом деле — лишь мальчишкана побегушках! А решает и командует все тело. Это все ошибка, когда вкриогенных камерах хранятся головы умерших. Мол, потом их оживят! А то и вовсеприделают им либо металлические протезы, либо быстренько клонируют новые телаиз единственной клетки… Мозг один жить не сможет. Вообще-то сможет, как можетжить вынутая из организма печень, почка или отрезанная рука — уже и сейчас иххранят так тысячами для пересадки, но мы-то говорим о другом?

Мрак тряхнул головой, он уже давно потерял нить рассужденийОлега, переспросил:

— То есть человек думает не головой, а всем телом? Олегогрызнулся:

— Не знаю, чем он думает! Но живет всем телом. Безтела, увы, мозг жить не хочет. Ему, если хочешь, неинтересно. Наш разум — всеголишь крохотнейшая функция. Крохотнейшая и, увы, неотделимая. Вернее,невычленимая.

Мрак внимательно следил за его лицом. Сказал вопросительно:

— Пока что?

— Мрак, — ответил Олег сердито, — это такаябездна, в которую я боюсь заглядывать! Лучше займусь чем-то попроще.

Мрак с трудом подавил усмешку. Совсем недавно Олега трясло,как медведь грушу, когда он заглянул во Вселенную. Теперь это для него «что-топопроще».