— Брат, зачем ты выпил вина? — спросил Сысоев и громкоикнул.

— Ничего он не пил. Он сильно простужен. У него жар. Уложитеего в постель и дайте чаю с малиной. Что вообще тут у вас происходит?

Сысоев прижал палец к губам, нахмурился, помотал головой, несказал ни слова и скрылся вместе с Володей за дверью какой-то комнаты. Толькотогда Агапкин услышал крик роженицы. Из глубины коридора появилась Рената вклеёнчатом фартуке поверх нарядного платья.

— Три часа, как отошли воды, потуг нет, — быстро сообщилаона Агапкину, — тазовое предлежание, сердцебиение плода не прослушивается.

«Я пропал», — подумал Агапкин.

Комната, куда он вошёл, была спальней хозяина. Железнаякровать, тумбочка, ночник, холщовые, плотно задёрнутые шторы. На кровати лежалаЗина, лицо её было мокрым от пота. Под простынёй вздувался огромный живот. Онакричала негромко, однообразно, и от этого крика у Агапкина стало холодно всолнечном сплетении. Он ни разу в жизни не принимал роды, только наблюдал, какэто делали другие, когда учился на медицинском факультете.

Чтобы осмотреть роженицу, следовало вымыть руки, облить ихйодом. Рената пошла с ним в ванную комнату.

— Это полнейшее безумие. Надо вызвать карету и срочно вбольницу. — Агапкин закатал рукава до локтя.

Ему удалось немного успокоиться. Из-за шума воды не былослышно криков.

— Невозможно, — Рената подала ему намыленную щётку.

— Почему?

— Тогда не избежать огласки.

— Плевать! Если ваш диагноз верен, мы не справимся, потеряемеё и ребёнка.

— Надо сделать всё возможное. — Рената подала ему полотенце,потом стала поливать его руки йодом.

— Но почему, объясните, почему? И где Георгий Тихонович?

— Мастер у себя в кабинете, — холодно ответила Рената и ссилой вдавила резиновую пробку в горлышко флакона, — объяснить я вам ничего немогу. Вы ученик. Это за пределами длины вашего буксирного каната. Пойдёмте кней. Мы теряем время.

Агапкин застыл с растопыренными, рыжими от йода руками. Ворту у него пересохло, по спине пробежала струйка ледяного пота. Рената открылаперед ним дверь. Он ступил в коридор и опять услышал жуткий крик Зины.

«Здесь должен быть телефон. Профессор сейчас в госпитале.Можно вызвать карету».

Худолей возник перед ним, словно соткался из воздуха. Он былв домашних туфлях, в потёртой бархатной куртке. Жёлтые глаза смотрели в упор,не моргая.

— Благодарю, что пришли на помощь. — Худолей положил рукиАгапкину на плечи, развернул его, как куклу, мягко подтолкнул к двери комнаты,из которой опять звучал нестерпимый жалобный крик. — Вы сделаете все наилучшимобразом. Я уверен, вы справитесь. Если понадобятся какие-то дополнительныеинструменты, лекарства, я предоставлю вам всё, что пожелаете. Тут недалеко естьдежурная аптека.

Пока он говорил, они успели войти к Зине.

«Прочь отсюда! Бежать, сию минуту! Прямо так, в однойрубашке, без калош, в ночь, в метель, как можно дальше, за город, в лес, вглушь, в сибирскую тайгу, в Арктику на льдину, в Африку к диким племенам!» —подумал Агапкин и сказал:

— Нужно больше света.

Он достал фонендоскоп и приложил его к вздутому животу,пытаясь вспомнить, где лучше прослушивается сердцебиение плода. Хлюпанье,бульканье, гул. Ничего, кроме обычных кишечных шумов, он не услышал.

— Молчи. Терпи. Кричать нельзя, — монотонно повторялаРената.

Вошёл Сысоев, принёс две лампы. Зина сдавленно замычала,изогнулась дугой, живот стал каменным. Это продолжалось не более минуты. Потомтело её обмякло, и Агапкин уловил новый звук, частую тихую пульсацию. Передглазами у него замелькали страницы учебника акушерства доктора Бумма. Кошмарныекартинки уродств, разрывов. Техника поворота за ножку. Наложение щипцов. Палатауниверситетской клиники, толпа студентов, женщина на высоком столе, покорное,безнадёжное страдание на её лице, рыжие от йода руки, ощупывающие гигантскийживот. Спокойный голос профессора Гринберга.

«Любая деревенская повитуха справится с этой задачей.Впрочем, у повитухи опыт, а у вас, господа, ничего, кроме лени и амбиций. Итак,головка твёрдая, округлая, консистенция таза, напротив, неравномерна,мягковата. Главное, не перепутать, что сверху, что снизу».

Переждав ещё одну мощную потугу, Федор принялся мять Зининживот. Пот тёк в глаза, хотя в комнате было прохладно. Где твёрдое, круглое,где мягковатое, он понять не мог. Руки стали чужими, тупыми, бесчувственными.

«При тазовых предлежаниях сердце плода более отчётливослышно выше пупка. Повторяю, бояться нечего. Но сохрани вас Бог от поперечныхпредлежаний с выпадением ручки».

Агапкин за все курсы имел высший балл, и только акушерствосдал посредственно. Каменный живот, ничего нельзя понять. Вой Зины, голубиноеворкование Ренаты. Очередная потуга. Нужно уложить Зину как-то иначе, на бок,что ли? Живот опять расслабленный, рыхлый. Прощупать в последний раз, потомвнутреннее исследование. Оно нежелательно, можно занести инфекцию. Хороший врачобходится без него. Но Федор Фёдорович Агапкин врач посредственный или вообщеникакой. Сейчас угробит несчастную Зину вместе с ребёнком, и все поймут, чтововсе он не врач. Беспомощный идиот, тряпка. Нет, хуже. Уголовный преступник.Каторжник.

Вот она, головка, чуть ниже пупка, слабый маленький комокпод руками. Почему кость такая мягкая? Странная, неровная форма. Но другогоничего нет. Что сверху? Что снизу? А плод вообще без головы бывает?

«В периоде изгнания при наружном исследовании головка непрощупывается вовсе».

Агапкин выпрямился, повернулся к Ренате всем корпусом изаорал, глядя на неё сверху вниз:

— Тазовое? Потуг нет? Сердцебиение не прослушивается? Гдевы, сударыня, учились? Или вам совсем запорошило мозги кокаином? Что застыли?Нужно поднять её, переложить иначе! Валик подушки под спину! Горячую воду!Чистые простыни! Йод! Руки мыть! Приготовить стерильные ножницы, шёлковую нить!Раствор нитрата серебра! Вату! Марлю!

«В периоде изгнания риск для плода увеличивается. Сердцебиениеследует выслушивать каждые десять минут».

Рената бестолково заметалась, убежала, хлопнув дверью,прибежала с охапкой белья. Зина мотала головой, до крови кусала губы. Сысоевявился и стал объяснять, что подушек больше нет, самовар он поставил, нельзя ли,чтобы Зина кричала тише, а то с улицы могут услышать.

— Плевать! Откройте форточку, ей нужен воздух! Зина!Тужьтесь! Дышите ртом, часто, как собака на солнцепёке, дышите!