«Конечно, — отвечал профессор, — деторождение придётсястрого контролировать, на государственном уровне. На одну пару — не большеодного ребёнка, и то после тщательной проверки здоровья желающих этого ребёнказавести. Возможно, придётся ввести законы о принудительном прерываниибеременности и стерилизации. Но психологически это будет не так уж сложно.Инстинкт продолжения рода тесно связан со страхом смерти. Люди стремятсяоставить потомство, чтобы через него, хотя бы косвенно, продлить своёфизическое бытие. В детях они любят и берегут прежде всего собственный образ иподобие, то есть самих себя. Сегодняшний человек морально вполне готов к тому,чтобы пожертвовать сиюминутными, сомнительными радостями материнства иотцовства ради продолжения собственной жизни. Да и сама природа ясно указываетнам путь. Не стареют и не умирают только амёбы, бактерии, то есть существа,которые размножаются не половым способом, а простым делением. Это своего родаестественное клонирование. Возможно, следующим нашим шагом станет именно отказот полового размножения».

— Ну ты даёшь, парень, — пробормотал отставной полковник,глядя красными сонными глазами в экран компьютера, — интересно, кто ты?Искренний псих с манией величия или хитрый шарлатан?

Судя по тому, что НИИ гистологии, в котором Мельник Б.И.заведовал лабораторией, оставалось бюджетной организацией, никаких дотаций неполучало и остро нуждалось в деньгах, Мельник был искренним психом.

«Мои исследования тормозятся исключительно из-за нехваткисредств, — жаловался доктор, — косность нашей системы, бюрократические рогатки,научная безграмотность и недальновидность как государственных чиновников, так ипредставителей частного капитала, наконец, зависть коллег — всё это не даёт мневозможности работать быстро и плодотворно. Я и мои сотрудники вынужденыпользоваться устаревшим оборудованием. Само здание института давно обветшало,текут потолки, засорена канализация, стены поражены грибком. Мы получаемкопейки и держимся на одном лишь энтузиазме».

Иван Анатольевич уже стал сожалеть о времени, потраченном начтение всей этой наукообразной ахинеи. Он зевал и тёр глаза, но вдруг, вочередном интервью с Мельником, наткнулся на любопытный пассаж.

«К началу двадцатого века существовало более двух сотенконцепций старения. Проводилось множество опытов, в том числе и в России.Девяносто девять процентов заканчивалось неудачей. Развитие науки былодостаточно высоким, но с сегодняшним его, конечно, сравнивать нельзя. Насегодня главный, решающий шаг в решении проблемы старения — биокибернетика,новая синтетическая наука…

— Вы сказали — девяносто девять процентов, — перебилкорреспондент, — значит, кто-то из учёных сумел добиться положительногорезультата?

— Ничего не рождается из ничего. Геронтология не стала бысамостоятельной наукой, если бы путь её состоял из одних лишь поражений.

— То есть случались всё-таки победы?

— Безусловно. Не так давно и не так далеко, а именно вРоссии, во втором десятилетии двадцатого века. Но вы знаете, что это было завремя. Первая мировая война, потом две революции, Гражданская война. Погибали ипропадали люди, терялись документы. Голод, разруха. Был учёный, которомуудалось добиться потрясающих результатов, но сейчас говорить об этом, как онаучном факте, бессмысленно.

— Кто? Назовите хотя бы имя? Мечников? Павлов? Богомолец?

— О, вы неплохо подкованы. Но не угадали. Учёного звалиМихаил Владимирович Свешников. Он был военный хирург. Биология для негоявлялась чем-то вроде хобби, к своим опытам он относился весьма легкомысленнои, когда добился потрясающих результатов, вероятно, даже не понял, чтопроизошло. Или не захотел понять. Видите ли, продление жизни — это та область,где наука смыкается с метафизикой, и, чтобы сознательно работать, нужнообладать определённой широтой взглядов, мыслить смело и прогрессивно. При всейсвоей одарённости Свешников оставался человеком недалёким, косным, не сумелперешагнуть пошлые нравственные табу, остался рабом лживой христианской морали.

— Погодите, так что же всё-таки ему удалось сделать? Кого ономолодил и как? — не унимался корреспондент.

— Сейчас это уже неважно. Какая разница, где начиналасьдорога, по которой никто не пошёл? Путь Свешникова давно зарос бурьяном. Онустарел. Современная наука осваивает другие, новые, по-настоящему перспективныепути».

Дальше шёл всё тот же рассказ о нанотехнологиях имолекулярных роботах.

— Свяжись-ка с ним. Он что-то знает о Свешникове, — сказалКольт, выслушав доклад Зубова.

— А сам он, этот Мельник, вас не заинтересовал? — осторожноспросил Иван Анатольевич.

Кольт поморщился и махнул рукой.

— Пустозвон с манией величия.

— Но он всё-таки учёный, доктор наук. Вдруг эти егомолекулярные роботы смогут омолаживать клетки?

— Ерунда. Не верю. Мне нужен Свешников.

— Но почему?

Через минуту Зубов пожалел, что задал этот вопрос. Его шефвдруг рассердился и заорал:

— Думай, думай головой, а не задницей! Почему, спрашиваешь?Отвечаю! Да потому, что человек — не компьютер! А твой Интернет —информационная кормушка для лохов! Ищи серьёзные источники! Будешь лохом —уволю!

Москва, 1916

Володя слёг с двусторонней пневмонией. Если бы не это,Агапкин наверняка не выдержал бы, рассказал профессору и Тане о том, как принялроды впервые в жизни и что случилось потом.

А случилось следующее. Сысоев спал в гостиной, на раскладнойкойке. Пьяный храп его раздавался на всю квартиру. Худолею пришлось самомувыносить ночную вазу. Он не знал, что делать с грудой окровавленного белья.Агапкин сказал ему, что, если выбросить где-то поблизости, это может вызватьподозрения у полиции. Разумнее сложить в плотный мешок, доехать до ближайшеголазарета. Там незаметно подбросить на свалку на заднем дворе. А на обратномпути купить всё необходимое для Зины и ребёнка.

Худолею ничего не оставалось, как согласиться. Когда онушёл, Агапкин обнаружил, что входная дверь заперта снаружи. На всякий случайпроверил дверь чёрного хода на кухне. Там висел амбарный замок. Но телефонработал, Зина продиктовала номер, и Агапкин позвонил её замужней старшейсестре, Анне.

Горничная долго не хотела звать её к телефону, устроиланастоящий допрос, кто он и что нужно. Однако Анна всё-таки подошла. Он довольнопутано объяснил испуганной даме, что Зина попала в беду.

— Как можно скорее подъезжайте на Мясницкую, к дому номер двенадцать,но не к подъезду, а со стороны Кудрявого переулка, к первому от угла окну.

— Кто вы? В чём дело? Моя сестра сейчас далеко от Москвы иникак не может находиться в доме на Мясницкой. Если вы говорите правду, почемуне дадите ей трубку? Я поверю, только когда услышу её голос.