Дело оказалась не в прощении… Антон всталпоудобнее, оперся о голые Иннины плечи, на которых отпечатался след откружевных бретелек, зажмурился. Вот эта поза, ощущение этого жаркого рта ему иправда знакомы! А интересно, раньше он тоже чувствовал страх, что острые зубыИнны вот-вот вопьются в его плоть?..

Но тем дело и кончилось. Дебрский ничего не вспомнил,хотя Инна добросовестно пыталась разбудить его память и для этого проделывалавсе, что он видел на фотографиях Алика, а также многое другое.

Ничего он не вспомнил! Ничего не испытал иничего не смог.

* * *

– Здравствуйте, Родион Петрович! –Николай обрадованно вскочил. – Да, я вас ищу! Извините, что безпредупреждения, но я звонил, а телефон не отвечал…

– Телефон и не должен былотвечать, – усмехнулся Родик Печерский. – Но он с определителемномера, и я потом, как правило, перезваниваю всем своим звонильщикам. Только утебя тоже ни разу не ответил телефон, вот какая история.

Николай растерянно моргнул. Несколько днейназад он сказал на работе, будто телефон испортился, и просил в случае чегозвонить соседке-пенсионерке. На самом деле аппарат работал – просто Николай небрал трубку. Он думал, нет, он опасался… Короче, ему было о чем думать и чегоопасаться. А в это время Родик, значит, пытался связаться с ним. Что ж, такаяобязательность очень обнадеживает.

– Ты чего хотел-то? – спросил тот,слегка поеживаясь: он был в одной рубашке, а последние дни как начало уныломоросить и дуть ветрами, так и не прекращало. – И вообще, пошли лучше визбу, чего тут торчать?

Николай чуть не засмеялся. Когда был жив егодед, он именно так все время и говорил: «Пошли в избу», хотя доживал свой век воднокомнатной хрущобе с балконом и совмещенным санузлом. Впрочем, Печерский исам далеко не молод, ему давно-о за пятьдесят! Ну и худой же он – в чем душадержится?

– Спасибо. Мне бы с вами поговорить.

– Ну и поговорим в тепле, а то я совсемзадрог.

И, не дожидаясь ответа, Родик Печерскийповернулся и пошел, однако совсем не в тот подъезд, куда незадолго до этогонаведывался Николай.

Странно. А как же знакомый отбитый угол ижелезная дверь в тамбур?

– Вы что, квартиру поменяли? – робкопоинтересовался Николай, но Родик только хохотнул в ответ, а больше ничего несказал.

На этом крылечке трясла коляску очереднаябарышня (видимо, в Верхних Печерах имел место быть демографический взрыв). Вподъезде возился то ли электрик, то ли телефонист, весь опутанный проводами,однако здесь лифт работал.

Вышли на пятом. На полуэтаже страстнообжималась парочка, ничего не видя и не слыша вокруг. Родик ироническиприсвистнул, и ненаглядные всполошенно отпрянули друг от друга.

– Всякий стыд потеряли! – усмехнулсяРодик и толкнул дверь (на сей раз обшитую планками, хоть и без номера): –Прошу!

Николай вошел в темный коридор, почему-топоказавшийся ему очень длинным, начал было скидывать куртку и сбрасывать, понашей общенародной привычке, башмаки, однако Родик придержал его за плечо:

– Не спеши. Пойдем-ка.

Пошли по коридору. Он оказался очень темным иочень длинным, так что Николай даже успел вспомнить «нехорошую квартиру» наСадовой, 302-бис, и сопутствующие рассуждения Коровьева-Фагота на тему четвертогоизмерения. Электричество у них перегорело, что ли? Как бы не заблудиться… В этомгновение Родик, шедший чуть впереди, внезапно полуоглянулся, блеснул зубами вулыбке:

– Знаешь анекдот? «Новый русский»заблудился в лесу и говорит: «Ну что, типа ау, что ли?»

Николай громко прыснул – и ощутил, чтотревога, давившая последние дни, немного отлегла. Вообще странно действовал нанего этот человек, странно…

Но поразмыслить на тему Родикова воздействиявремени у Николая уже не оставалось.

– Осторожно, не споткнись, тутступеньки, – предупредил хозяин, и Николай ступил на лестницу, винтовую ине очень высокую.

Мелькнула мысль, что сейчас он прошибетпотолок головой, однако этого не произошло, зато вокруг стало светло, и Николайобнаружил себя стоящим в комнате, обстановка которой запомнилась с прошлогораза. Это была гостиная, в которой принимал их Родик. На диване уютно сидела связаньем его жена («Татьяна, вроде бы Татьяна ее зовут!»), которая совершенноне удивилась возникновению гостя из-под пола.

– Добрый день, – улыбнуласьона. – Как раз собралась чайку согреть. У меня такие печенюшки!

– Давай, мечи все, что есть в печи:пышки, шанежки и калачи, – одобрил Родик. – А мы с тобой сходим нанебольшую экскурсию.

Он приглашающе кивнул, выходя в прихожую. ЕеНиколай тоже помнил. Родик пощелкал замками, открыл дверь, ступил в тамбур,потом выглянул на площадку – и они чуть ли не лицом к лицу столкнулись… с темсамым бомжем, который десять минут назад мирно спал на ступеньках. Сейчас сна убомжа не было ни в одном глазу, а вот что было, так это «макаров» в руке.

– Не шухерись, – сказал Родик, и«бомж», у которого явственно отлегло от сердца, сунул пистолет в лохмотья.

Николай посмотрел поверх его плеча. Чуть ниже,на полуэтаже, знакомый меломан тоже что-то убирал под свое пальтецо, и на еголицо восходила привычная меланхолия, сменяя выражение полной боевой готовности.

Николай оглянулся на Родика. Его темные глазаоткровенно смеялись.

– Впечатляет, – проговорил Николай ис неудовольствием ощутил, что во рту у него пересохло. А у кого бы непересохло, между прочим?! – Надо полагать, дядьки, которые двигали ящик,бабульки, мамаши на крылечках и ремонтники – они тоже… как бы это поточнеевыразиться…

– Боевое охранение? – хмыкнулРодик. – Ну, не все, разумеется: тут в основном живут люди как люди, обомне даже представления не имеют.

Он прощально махнул своим гвардейцам и закрылтамбур, осторожно кивнув при этом на соседнюю дверь:

– Строго говоря, я мог бы без нихобойтись: тут в соседях у меня такой дракон, что с ума сойти. И никак старухуне выживешь, чуть что – она товарищу Сталину письма начинает катать, в смысле,кто там теперь у нас в Кремле за товарища Сталина? А мне лишний шум теперь безнадобности… Ну, скидавай свой плащик, – пригласил Родик. – Вот тебетапочки. Пошли, в самом деле, чайком погреемся. Или чего-нибудь еще погорячее?

– Нет, спасибо.

– Ну и ладно. Я днем тоже не пью.

Вернулись в гостиную. Татьяны там уже не было,но откуда-то издалека доносился свист чайника.