– Его кое-что другое достало, –буркнул Николай, и Родик покладисто кивнул:

– Ладно, не хочешь – не говори. Но пропарней уж расколись на подробности, а то как я их искать буду? Ты их разглядел?

– Не очень, – призналсяНиколай. – Но их хорошо разглядел, например, наш шофер, и другие видели.Два парня от двадцати пяти до тридцати лет, оба очень бледные и чем-то похожидруг на друга. Не такие высокие, как я, но под метр восемьдесят пять будут.Крепкие, очень сильные – это я со всей ответственностью заявляю. Волосыбелобрысые, глаза светлые, даже как бы беловатые.

– Альбиносы, что ли? – вскинул бровиРодик.

– Да нет, просто они выцветшие какие-то.Будто картофельные ростки в подвале.

– Ну, эти картофельные ростки тебявсе-таки умудрились приложить, – буркнул Родик. – Но намек ясен: я исам был таким ростком выцветшим, когда с последней ходки вернулся. Еще что?

– Зовут их, в смысле, клички – Жека иКисель. У Жеки на правом виске отчетливо виден шрам. Как сказал наш шофер, внего будто был сделан контрольный выстрел, но башка оказалась такая крепкая,что пуля отскочила.

– Хорошо сказано, – кивнул Родик иподнялся. – Посиди-ка шесть секунд.

Он вышел в коридор, откуда некоторое времязвучал его неразборчивый голос, потом вернулся с сотовым телефоном в руке.Сунул его Николаю:

– На, повтори про этих двух ребятишеквсе, как ты мне говорил. И насчет шрама не забудь.

– Алло? – спросил Николай, неуклюжеберя телефон. – Здравствуйте…

Ответом было чье-то дыхание.

– Говори, – хохотнул Родик. –Там поймут.

Николай добросовестно перечислил скудныеприметы Жеки и Киселя и даже процитировал дядю Сашу – насчет контрольноговыстрела.

– Как фамилия парня, на которого этибратки наезжали? – остановил его Родик, когда Николай хотел передатьтелефон.

– Дебрский, – мрачно произнесНиколай, и в трубке раздались гудки отбоя.

– Дебрский… – задумчиво повторилРодик. – Интересная фамилия. Редкая, если не редчайшая. Однако я знавалеще одного человека с такой фамилией…

Он вздохнул, потер бок, и его лицо приобреломрачно-задумчивое выражение. Николай бросил взгляд исподлобья, чувствуя не тоопаску, не то жалость к этому насквозь больному мужику, который, конечно, ибогат, и власть имеет, однако ничто не сможет вернуть ему утраченного здоровья.И с каждой минутой он все больше поражался своей наглости, толкнувшей заявитьсясюда и еще вопросы задавать. Родик ведь ничем ему не обязан, кроме маленькогомухлежа с вызовом «Скорой». Николай ввязался в ту игру из чистой бравады,однако немало нашлось бы желающих сделать это элементарно за сотню рублей. И ужони-то больше никогда бы не напоминали о себе «волку»! А он приперся вот…

– Еще чайку? – предложил радушныйхозяин.

– Да нет, спасибо. – Ему пора былоуходить, Николай это чувствовал. Но все-таки оставалось кое-что, и он, почти сотчаянием поглядев на Родика, пробормотал: – А можно еще один вопрос?

Если тот и был потрясен наглостью нечаянногознакомца, то ничем этого не показал. Кивнул спокойно:

– А давай.

Николай сунул руку в карман и стиснул в кулакто, что там лежало.

– Собственно, вы, очень может быть,ничего мне об этом не скажете, – пробормотал он. – Просто мнепоказалось, что эта вещь была сделана… я видел такие ручки, знаете, и финки снаборными рукоятками, и это тоже такого типа…

– Да кончай солому жевать, –нетерпеливо перебил Родик. – Я же не круглый дурак, понимаю, раз ты ко мнепришел, значит, припекло до крайности, так или нет? Разве нормальный человекпридет к вору просить помощи, если это не вопрос жизни и смерти?

В его голосе не было даже легкого оттенкагоречи – просто констатация очевидного факта. Но Николаю стало неизмеримо легчеоттого, что «волк» снова все понял.

– Да, это вопрос жизни и смерти, –кивнул он, вынул руку из кармана и разжал потную ладонь. – Вот,посмотрите. Мне надо знать хотя бы примерно, как это могло оказаться у… у однойженщины.

На его ладони лежал пластмассовый комочек,сильно оплавленный и потерявший форму. Николай отмыл его и отдраил, как мог, итеперь можно было догадаться, что комочек некогда был алым сердечком.Пластмассовые слои были подобраны и соединены с необыкновенным искусством,вдобавок в глубине сердечка сквозил небольшой золотой крест, казавшийсяобъемным и выпуклым. Именно сочетание безупречного золота и пластмассыпридавало сердечку тот вульгарный вид, который безошибочно свидетельствовал оего происхождении.

– Откуда это у тебя?

– Нашел, – Николай отвел глаза.

Родик осторожно подцепил тонкую золотуюцепочку, прикрепленную к сердечку и связанную узелком там, где она быларазорвана, и Николаю показалось, что шершавые пальцы, коснувшиеся его ладони,дрожат. Да, похоже, чрезмерно утомил он сегодня радушного хозяина!

Родик повертел сердечко так и этак,разглядывая, а потом вскинул темные глаза и сказал:

– Домой тебя отвезут. А я, как чтоузнаю, – позвоню. Так что трубочку ты все-таки поднимай!

* * *

Антон, высоко подняв плечи, топтался наобочине, безнадежно всматриваясь в даль. Он очень озяб в легком, не по погоде,плаще. Куртка его сгорела при аварии, а пальто, которое нашел в шкафу,показалось слишком тяжелым. Теперь жалел, что не надел его: здесь, на этомповороте, дуло люто! А Инна стояла прямая, как маленькая статуэтка, и холодныйветер, завивавшийся вокруг ее изящной шеи на манер шелкового шарфа, похоже,ничуть ее не беспокоил.

– Да тут вообще машины не ездят, чтоли? – проворчал Антон, с раздражением покосившись на нее.

– Еще как ездят, – сказалаИнна. – Я от вас всегда уезжала на попутке совершенно спокойно. Впрочем,можно пойти на площадь Горького, там стоянка.

– У тебя машины нет, что ли? –спросил он, но ответа не расслышал, потому что устремился с поднятой рукойнавстречу двум огненным глазам, однако те лишь мигнули – и пролетели мимо.

Антон шепотом чертыхнулся, возвращаясь к Инне:

– Вот гад! Даже не тормознул! Что тысказала?

– Я сказала, что у меня нетмашины, – повторила Инна. – Откуда, ну ты сам посуди?