— Вынеси приговор, великий иерарх, — просительнымтоном обратилась Хабат к восседающему на троне недвижному Агахаку, походившемуна мертвеца, — а уж я заставлю этого грязного найсанца и его слуг сказатьвсю правду.

— Речь шла только об их виновности, — ответствовалправитель, — но я все еще не слышал ни показаний свидетелей, ни внятного,четко сформулированного обвинения.

Хабат от этих слов пришла в легкое замешательство.

— Я лишь хотела избавить вас от пустых формальностей,мой господин. Я твердо убеждена в правдивости слов Сорхака. Ведь прежде вывсегда доверяли мне в делах такого рода.

— Возможно, — ответил Агахак, — но полагаю,что на этот раз мне все же будет позволено судить самому, а, Хабат? — Онвзглянул на грязноволосого жреца, в растерянности стоявшего перед ним. —Итак, свидетельские показания, Сорхак! Я хочу, чтобы ты внятно объяснил, в чемименно обвиняется сей молодой человек! — В голосе иерарха явственно слышныбыли нотки недоброжелательности.

В выпученных глазах Сорхака поубавилось уверенности — отнего не укрылась очевиднейшая враждебность Агахака. Но он быстро овладел собой.

— Сегодня вечером, — начал он, — в час, когдамы готовились исполнить священный ритуал, предписанный нам нашей верой, этотюноша вошел в святилище и погасил алтарное пламя. Вот что он совершил — и вэтом я его обвиняю. Клянусь, что он виновен!

— Но это абсурд! — запротестовал Сади. —Разве жертвенные огни в святилище плохо охраняются? Как мог мальчик подойти такблизко к священному огню, чтобы погасить его?

— Как смеешь ты подвергать сомнению слова жреца Торака,да еще скрепленные клятвой? — злобно прервала его Хабат. Шрамы на ее щекахсудорожно подергивались. — Сорхак поклялся в том, что мальчишка виновен, аэто значит, что он виновен! Нельзя перечить жрецу — это карается смертью!

Глубоко запавшие глаза Агахака сверкнули.

— Полагаю, что имею право все-таки услышать наконецпоказания свидетелей, которые так убедили тебя, Хабат, ижреца-инквизитора, — безжизненным голосом произнес он. — Обвинение ивина — далеко не всегда одно и то же, к тому же Усса задал далеко не праздныйвопрос.

В душе Гариона зародилась слабая надежда. Иерарх все знает!Ему прекрасно известно об отношениях Хабат с Сорхаком, и совершенно очевидно,что рвение, с каким защищает она этого вонючего жреца, раздражает его.

— Итак, жрец-инквизитор, — продолжалАгахак, — каким же образом удалось мальчику погасить жертвенные огни всвятилище? Неужели стражи допустили небрежность?

Сорхак тотчас же насторожился — он понял, что ступил навесьма зыбкую почву.

— У меня множество свидетелей, великий иерарх, —объявил он. — И все они в один голос утверждают, что святилище былоосквернено при помощи колдовских чар.

— Ах, вот как? Так это было колдовство? Разумеется, этообъясняет все. — Агахак помолчал, пристально глядя точно неживыми глазамина жреца, который от волнения покрылся потом. — Знаешь, я уже заметил,что, когда недостает улик, тотчас же начинают твердить о колдовстве. Неужели женет другого объяснения происшествию в святилище? Неужели жрец-инквизитор до тогобеспомощен, что вынужден прибегнуть к столь избитому трюку?

Хабат была явно ошарашена, а Сорхак затрясся всем телом.

— К счастью, эту проблему весьма легкоразрешить, — спокойно продолжал Агахак. — У колдовства есть, если такможно выразиться, один маленький недостаток: обладающий подобным же даром легкораспознает колдуна. — Иерарх помолчал. — Должно быть, ты об этом и неподозревал, Сорхак? Жрец ранга Зеленых, к тому же надеющийся на продвижение,должен быть прилежнее в своих занятиях и знать такие элементарные вещи. Но ты,похоже, увлекся совсем другим, верно? — Иерарх повернулся к безмолвнойжрице. — Я удивлен, что ты так дурно подготовила своего подопечного кпредъявлению столь серьезного обвинения, Хабат. Он выставил себя круглымдураком, да и тебя заодно, а ведь ты легко могла бы этого избежать.

Глаза жрицы злобно блеснули, алые шрамы на ее щеках ожили,задергались, а потом вдруг загорелись еще ярче, словно под кожей женщинызабегало незримое пламя.

— Хорошо, Хабат, — вновь зазвучал спокойный ибесстрастный голос иерарха. — Видимо, час настал. Похоже, ты созреланаконец для того, чтобы воспротивиться моей воле? Ты решишься?

Ужасный вопрос повис в воздухе, и Гарион затаил дыхание. НоХабат спрятала глаза и молча отвернулась от Агахака. Пламя на ее щеках медленноугасало.

— Мудрое решение, Хабат. — Агахак повернулся кСади. — Ну что ж, Усса из Стисс-Тора, что скажешь ты в ответ на обвинение?Неужели твой слуга и впрямь колдун?

— Жрец Торака впал в заблуждение, господин, —дипломатично ответил Сади. — Поверьте мне, этот юный болван — вовсе неколдун. Каждое утро он по десять минут раздумывает, какой башмак на какую ногунадеть. Поглядите на него! В этих глазах нет ни тени ума. Он настолько глуп,что даже не ощущает страха.

В глазах Хабат снова вспыхнула злоба, но видно было, чтоуверенности в себе у жрицы поубавилось.

— Что этот найсанский работорговец смыслит вколдовстве, господин? Вам известны обычаи жителей Страны змей. Несомненно,разум этого Уссы затуманен дурманящими травами настолько, что, будь среди егоприслужников сам Белгарат, он и не подозревал бы об этом!

— Очень интересная мысль, — пробормоталАгахак. — А теперь, с вашего позволения, разберем дело подробнее. Намизвестно, что священные огни погасли. В этом мы совершенно уверены. Сорхакутверждает, что этот молодой человек погасил их при помощи волшебства. Онутверждает это, хотя и не располагает ровным счетом никакими доказательствами.Усса из Стисс-Тора, который, возможно, находится под действием наркотиков имало что соображает, заявляет, будто этот юноша совершеннейший простак и посемуне способен на столь выдающийся поступок. Так как же нам разрешить эту дилемму?

— Прикажите отвести их в пыточную камеру, освятейший, — торопливо предложила Хабат. — Я сама, своими рукамивырву у них признание — у одного за другим, по очереди!

Гарион напрягся и украдкой посмотрел на Белгарата. Старикстоял совершенно спокойно, его короткая борода серебрилась в свете факелов.Похоже было, что он не собирается ничего предпринимать.

— Твое пристрастие к камере пыток широко известно,Хабат, — холодно сказал Агахак. — Ты в этом деле весьма искусна, итвои жертвы обычно говорят то, что ты хочешь от них услышать, но это далеко невсегда является столь желанной для всех нас правдой.