— Тьфу! — с отвращением произнес Агахак,отдергивая руки. — Этот безбородый юнец невинен как младенец! Нет даженамека на то, что малыш вкусил силы! — Агахак вновь обернулся и погляделна Сорхака. — Я нахожу твои обвинения беспочвенными и отклоняю их.

Лицо Сорхака побелело, а глаза выпучились.

— Будь осторожен, Сорхак! — угрожающе сказалиерарх. — Если ты станешь чересчур яро противиться моему решению, я ведьмогу счесть, что в происшедшем всецело твоя вина, правда? А Хабат вне себя отразочарования — ведь ей сегодня некого будет терзать. — Он бросил хитрыйвзгляд на жрицу. — Хочешь, я отдам тебе Сорхака, моя дорогая? — спросилон. — Всегда с удовольствием делал тебе маленькие подарочки. Я даже самполюбуюсь, как ты будешь медленно вытягивать калеными щипцами кишки из егораспоротого живота!

Лицо Хабат с огненными отметинами на щеках пылало от ярости.Гарион понимал: жрица была совершенно убеждена в том, что иерарх и на этот раз,как прежде, уступит ее настойчивым требованиям, поэтому и употребила всю своювласть, чтобы добиться осуждения Сади, которого с первого же взгляданевзлюбила. Столь неожиданное открыто враждебное отношение иерарха, как и то,сколь презрительно отверг Агахак их с Сорхаком обвинения, нанесло страшный ударее гордыне, но, что еще важнее, поставило под сомнение практическинеограниченную власть, которой пользовалась жрица в храме. И если она не сможетна этом деле что-то выиграть, многочисленные враги свергнут ее с пьедестала.

Гарион трепетно надеялся, что Сади понимает, насколькоопаснее стала Хабат теперь, когда она уже не столь уверена в своем могуществе.

Узкие глаза жрицы настороженно и оценивающе глядели наиерарха. Постепенно Хабат оправилась от потрясения и обратилась к королю.Ургиту:

— Но совершено еще и гражданское преступление, вашевеличество, — заявила она. — Правда, я полагала, что дело обосквернении святилища куда серьезнее, но поскольку наш мудрый иерарх счелобвинения необоснованными, мой долг объявить вам о преступлении, совершенномэтими чужеземцами против государства.

Ургит и Агахак обменялись быстрыми взглядами. Потом Ургит собреченным видом сгорбился в кресле.

— Король всегда готов выслушать слово служителейцеркви, — сдержанно ответил он.

Хабат бросила на Сади самоуверенный и открыто враждебныйвзгляд.

— Со дня основания государства мерзкие яды и зельяжителей Страны змей запрещено ввозить в Хтол-Мургос королевскимдекретом. — Она подчеркнула последние слова. — После того как Усса сослугами был препровожден в темницу, я приказала обыскать их вещи. Внеситесумку! — распорядилась она.

Боковая дверь открылась, и вошел жрец низшего ранга, несякрасный кожаный короб Сади. Сорхак с фанатичным блеском в глазах вырвал у негокороб — лицо его сияло торжеством.

— Вот доказательство того, что этот Усса из Стисс-Торанарушил наш закон и должен за это поплатиться жизнью! — проскрипел он.

Жрец расстегнул ремешок, открыл короб и достал оттуда множествобутылочек и глиняный кувшинчик, в котором жила Зит.

Лицо Ургита стало еще печальнее. Он растерянно поглядел наСади.

— Как ты можешь это объяснить, Усса? — с надеждойв голосе спросил король.

Сади изобразил на лице полнейшую невинность.

— Уверен, что вы, ваше величество, и подумать не могли,будто я намеревался продать все это здесь, в Хтол-Мургосе!

— Хорошо, — кротко согласился Ургит. — Новедь ты ввез их в пределы страны.

— Разумеется, но ведь предназначались они для продажималлорейцам. В их стране спрос на такие зелья весьма велик.

— Что меня совершенно не удивляет, — подхватилУргит, выпрямляясь в кресле. — Так, значит, ты не собирался продавать этомоим подданным?

— Честью клянусь, что нет! — возмущенно ответилСади.

Лицо Ургита прояснилось, и король с облегчением вздохнул.

— Вот, — сказал он, обращаясь к разъяреннойХабат, — вот в чем дело. Думаю, никто из нас не станет противиться, еслиэтот найсанец продаст маллорейцам всю эту отраву — и чем больше, тем лучше.

— А что вы на это скажете? — сказал Сорхак, ставякороб Сади на пол и высоко поднимая глиняный кувшинчик. — Что за секретскрываешь ты здесь, Усса из Стисс-Тора? — Он потряс кувшинчик.

— Осторожнее, приятель! — вскрикнул Сади,предостерегающе вытянув руки и подавшись вперед.

— Ага! — торжествующе воскликнула Хабат. — Вэтом сосуде наверняка скрыто нечто весьма важное для этого работорговца!Необходимо осмотреть содержимое. Возможно, тут-то и выяснится, что запреступление замыслил этот негодяй! Открой сосуд, Сорхак.

— Умоляю вас, — залепетал Сади. — Если вамдорога жизнь, не шутите с этим кувшинчиком!

— Открывай, Сорхак! — безжалостно приказала Хабат.

Самодовольный гролим снова потряс кувшинчик и принялсявывинчивать пробку.

— Прошу вас, благородный жрец! — с ужасомвоскликнул Сади.

— Мы только посмотрим, — ухмыльнулсяСорхак. — Уверен, что один взгляд никому не повредит.

Он вынул пробку и поднес кувшинчик к лицу, заглядывая внутрьодним глазом.

Зит, разумеется, долго не раздумывала.

Со сдавленным криком Сорхак отпрянул, судорожно взмахнувруками. Глиняный кувшинчик отлетел в сторону, и Сади удалось подхватить его усамого пола.

Ужаленный жрец прижал ладони к лицу, на котором застыловыражение ужаса, а между пальцами у него струилась алая кровь. Затем онзавизжал как свинья, содрогаясь всем телом, рухнул на пол и стал корчиться,ногтями раздирая себе лицо. Голова его колотилась о каменный пол. Конвульсииделались все сильнее, и вот на губах появилась пена. Издав истошный вопль, жрецнеожиданно подпрыгнул, словно его подбросила какая-то неведомая сила, изамертво упал на пол.

Какое-то время все молчали, потом Хабат взвизгнула:

— Сорхак!

Голос ее был полон отчаяния — не оставалось сомнений в том,что эта утрата для нее невосполнима. Она кинулась к распростертому на полужрецу и рухнула на тело, содрогаясь от рыданий. Ургит с отвращением уставилсяна труп.

— О, зубы Торака! — выругался он, стиснувзубы. — Что у тебя там, в этом кувшинчике, Усса?

— О-о, это просто зверюшка, ваше величество, —нервно ответил Сади. — Я пытался предупредить его.