— Пойдем, Дуг, — сказал дедушка. —Прогуляемся перед ужином. Обойдем наш квартал и нагуляем аппетит. Сегодня будетисторический вечер. Попомни мое слово, такого ужина еще свет не видал!

Час ужина. Улыбка сбежала с лиц. Дуглас три минуты жевалпервый кусок и наконец, сделав вид, что утирает рот, выплюнул его в салфетку.Том и отец сделали то же самое. За столом кто собирал еду на тарелке в одну кучку,кто чертил в ней вилкой разные узоры и дорожки, рисовал соусом целые картины,кто строил из ломтиков картофеля дворцы и замки, кто украдкой совал куски мясасобаке.

Первым из-за стола встал дедушка.

— Я сыт, — сказал он.

Остальные сидели притихшие, понурые.

Бабушка бестолково тыкала вилкой в тарелку.

— Правда, как вкусно? — спросила тетя Роза, необращаясь ни к кому в отдельности. — И приготовить успели даже на полчасараньше обычного!

Но остальные думали о том, что за воскресеньем настанетпонедельник, а там и вторник, потянется долгая неделя, и все завтраки будуттакие же унылые, обеды — такие же безрадостные, ужины — такие же мрачные. Внесколько минут столовая опустела. Наверху, каждый у себя в комнате, домочадцыпредались горестным размышлениям.

Бабушка, потрясенная, поплелась на кухню.

— Ну вот что, — сказал дедушка. — Дело зашлослишком далеко. — Он подошел к лестнице и крикнул наверх, навстречупропыленному солнечному лучу: — Эй, спускайтесь все вниз!

Все обитатели дома собрались в полутемной уютной библиотеке,заперлись там и толковали вполголоса. Дедушка преспокойно пустил шляпу покругу.

— Это будет банк, — сказал он. Потом тяжелоопустил руку на плечо Дугласа. — У нас есть для тебя очень важноепоручение, дружок. Вот слушай… — И он доверительно зашептал Дугласу на ухо,обдавая его теплым дыханьем.

На другой день Дуглас отыскал тетю Розу в саду, она срезалацветы.

— Тетя Роза, — серьезно предложил он, —пойдемте погуляем, хорошо? Я покажу вам овраг, где живут бабочки, вон в тойстороне!

Они обошли вдвоем весь город. Дуглас болтал без умолку,беспокойно и торопливо; на тетку он не глядел и только прислушивался к боючасов на здании суда.

Когда они под прогретыми летним солнцем вязами подходили кдому, тетя Роза вдруг ахнула и схватилась рукой за горло.

На нижних ступенях крыльца стояли все ее аккуратноупакованные пожитки. На одном из чемоданов ветерок шевелил края розовогожелезнодорожного билета.

Все десять обитателей дома сидели на веранде, лица у нихбыли суровые и непреклонные. Дедушка сошел с крыльца — торжественно, какпроводник в поезде, как мэр города, как добрый друг. Он взял тетю Розу заруку. — Роза, — начал он, — мне надо тебе кое-чтосказать, — а сам все пожимал и тряс ее руку.

— В чем дело? — спросила тетя Роза.

— До свиданья! — сказал дедушка.

В предвечерней тишине издалека донесся зов паровоза и рокотколес. Веранда опустела, чемоданов как не бывало, в комнате тети Розы — никого.Дедушка пошарил на полке в библиотеке и с улыбкой вытащил из-за томика ЭдгараПо аптечный пузырек.

Бабушка вернулась домой — она ходила в город за покупками,совсем одна.

— А где же тетя Роза?

— Мы проводили ее на вокзал, — ответилдедушка. — Мы прощались, и все очень горевали. Ей ужасно не хотелосьуезжать, но она прислала тебе самый сердечный привет и обещала навестить опятьгодиков эдак через десяток. — Дедушка вынул массивные золотые часы. —Теперь пойдемте-ка все в библиотеку и выпьем по стаканчику хереса, а потомбабушка, по своему обыкновению, задаст нам пир горой.

Бабушка удалилась на кухню.

Все домочадцы и дедушка с Дугласом болтали, смеялись иприслушивались к негромкой возне на кухне. И когда бабушка ударила в гонг, все,теснясь и подталкивая друг друга, заторопились в столовую.

Все откусили по огромному куску.

Бабушка переводила испытующий взгляд с одного лица надругое. Все молча уставились себе в тарелки, сложили руки на коленях, а защекой так и остался недожеванный кусок.

— Я разучилась, — сказала бабушка. — Я большене умею стряпать…

И заплакала.

Потом встала и побрела в свою аккуратнейшую кухню, саккуратнейшими наклейками на всех банках, неся перед собой бесполезные, точночужие, руки.

Все легли спать голодными.

Дуглас слышал, как часы на здании суда пробили половинуодиннадцатого, одиннадцать, потом полночь, слышал, как все остальные опять иопять ворочаются в постелях, будто под залитой лунным светом крышей просторногодома шумит неумолчный прибой. Ну конечно же, никто не спит, всех одолеваютневеселые мысли. Наконец он сел в постели. И заулыбался стене и зеркалу. Отворилдверь и прокрался вниз, а улыбка все не сходила с его лица. В гостиной былотемно, пахло старостью и одиночеством. Дуглас затаил дыханье.

Ощупью пробрался в кухню, минуту постоял, выжидая.

Потом взялся за дело.

Пересыпал сахарную пудру из прекрасной новой банки в старыймешок, где она всегда была раньше. Вывалил белую муку в старый глиняный горшок.Извлек сахар из огромного жестяного короба с надписью «Сахар» и разложил его впривычные коробки помельче, на которых было написано «Пряности», «Ножи», «Шпагат».Рассыпал гвоздику по дну полудюжины ящиков, где она лежала годами. Снял с полкитарелки, вытащил из ящиков ножи и вилки — им место на столах.

Потом он отыскал новые бабушкины очки на камине в гостиной испрятал их в погребе. И наконец, разжег в старой дровяной плите большущийогонь, а на растопку пустил листы из новой поваренной книги. К часу ночи впечной трубе взревел такой столб пламени и дыма, что проснулись даже те, комуудалось уснуть. По лестнице зашаркали бабушкины шлепанцы. Вот она уже стоит вкухне и только растерянно моргает, глядя на весь этот хаос. Дуглас шмыгнул задверь кладовой и притаился.