Артем послушно положил обе кисти на затылок, а МихаилПорфирьевич поднял обе свои руки вверх, держа в одной из них Ванечкину ладонь.— Я сказал, всем руки за голову! Медленно идите вперед! Не делать резкихдвижений! — продолжал надрываться голос, и Артем никак не мог разглядеть, ктоже говорил, потому что свет бил прямо в глаза, их ужасно резало, и приходилосьсмотреть вниз.

Пройдя маленькими шажками еще какое-то расстояние, они опятьпокорно замерли на месте и прожектор наконец отвели в сторону.

Здесь была возведена целая баррикада, на позициях стоялидвое дюжих автоматчиков и еще один человек с кобурой на поясе, все в камуфляжеи черных беретах, набекрень надетых на обритые головы. На рукавах у нихкрасовались белые повязки — некое подобие немецкой свастики, но не с четырьмяконцами, а только с тремя. Чуть подальше виднелись темные фигуры еще несколькихчеловек, и у ног одного из них сидела нервно поскуливающая собака. Стены вокругбыли изрисованы крестами, орлами, лозунгами и проклятиями в адрес всехнерусских. Последнее немного озадачило Артема, потому что часть надписей быласделана на немецком. На видном месте, под подпаленным полотнищем с силуэтоморла и трехконечной свастикой, стоял уютно подсвеченный пластиковый знак снесчастным черным человечком, и Артему подумалось, что там, наверное, у нихорганизован красный уголок.

Один из охранников сделал шаг вперед и зажег длинный,похожий на дубинку ручной фонарь, держа его в согнутой руке на уровне головы.Он неспеша обошел всех троих, пристально заглядывая им в лица, очевидно,пытаясь выискать какие-то неславянские черты. Однако черты у всех них, заисключением, разве что, Ванечки, лицо которого несло печать его болезни, были сравнительнорусские, поэтому тот отвел фонарь и разочарованно пожал плечами. — Документы! —потребовал он.

Артем с готовностью протянул свой паспорт, МихаилПорфирьевич запоздало принялся отыскивать во внутреннем кармане свой, и наконецтоже достал его. — А где у вас документы на это? — брезгливо указал проверяющийна Ванечку. — Понимаете, дело в том, что у мальчика… — начал было объяснятьстарик. — Мааалчать! Ко мне обращаться — «господин офицер»! На вопросы отвечатьчетко! — гаркнул на него проверяющий, и фонарь нервно задрожал в его ладонях. —Господин офицер, видите ли, мальчик болен, у него нет паспорта, он ещемаленький, понимаете, но взгляните, он у меня вот здесь вписан, смотрите… —залепетал оторопевший Михаил Порфирьевич, заискивающе глядя на него, пытаясьобнаружить в его глазах хоть искорку сочувствия.

Но тот стоял на месте, прямой и твердый, как скала, лицо еготоже словно окаменело, и Артем опять ощутил недавнее желание убить живогочеловека. — Где фотография? — выплюнул офицер, долистав до нужной странички.

Ванечка, стоявший до того момента смирно, и тольконапряженно всматривающийся в собачий силуэт и время от времени восторженногугукавший, переключил свое внимание на проверяющего, и, к Артемову ужасу,вдруг оскалил зубы и недобро загудел. Он так вдруг испугался за него, что забыли всю свою неприязнь к этому созданию, и то, что и сам пару раз с трудомподавлял в себе желание пнуть его как следует.

Проверяющий сделал невольный шаг назад, неприязненноуставился на Ванечку и процедил: — Уберите это. Немедленно. Или это сделаю я. —Простите пожалуйста, господин офицер, он не понимает, что делает, — судивлением услышал Артем собственный голос.

Михаил Порфирьевич с с признательностью глянул на него, апроверяющий, быстро прошелестев его паспортом, ткнул его назад Артему и холодносказал: — К вам вопросов нет. Можете проходить.

Артем сделал несколько шагов вперед и замер, чувствуя, чтоноги не слушаются его. Офицер, равнодушно отвернувшись от него, повторил вопроспро фотографию. — Видите ли, дело в том, что, — начал было Михаил Порфирьевич,и, спохватившись, добавил, — господин офицер, дело в том, что у нас там нетфотографа, а на других станциях это стоит неимоверно дорого, у меня просто нетденег, чтобы сделать снимок… — Раздевайтесь! — прервал его тот. — Прошупрощения? — севшим голосом протянул Михаил Порфирьевич, и Артем увидел, как унего дрожат ноги.

Он снял рюкзак и поставил его на пол, совершенно не думая отом, что делает. Есть такие вещи, которые не хочешь делать, даешь себе зарок неделать, запрещаешь, а потом вдруг они происходят сами собой, их даже неуспеваешь обдумать, они не затрагивают мыслительные центры, они происходят, ивсе, и остается только удивленно наблюдать за собой, и убеждать себя, что твоейвины в этом нет никакой, просто это случилось само.

Если их сейчас разденут и поведут, как тех, к трехсотомуметру, Артем достанет из рюкзака свой автомат, переведет переключатель на режимавтоматического огня и постарается уложить как можно больше этих нелюдей вкамуфляже, пока его не застрелят. Больше ничего не имело значения. Не важнобыло, что прошел всего день с тех пор, как он встретил Ванечку и старика. Неважно, что его убьют. Что будет с ВДНХ? Не надо думать о том, что будет потом.Есть вещи, о которых лучше просто не думать. — Раздевайтесь! — тщательноартикулируя, повторил офицер. — Обыск! — Но позвольте… — пролепетал МихаилПорфирьевич. — Мааалчать! — гаркнул тот. — Быстрей! — и, подкрепляя свои слова,потянул из кобуры пистолет.

Старик начал торопливо расстегивать пуговицы своей куртки, апроверяющий отвел руку с пистолетом в сторону и молча наблюдал, как тот скидываетфуфайку, неловко прыгая на одной ноге, снимает сапоги, и колеблется,расстегивать ли брючный ремень. — Быстрей! — взбешенно прошипел офицер. — Но…Неловко… Понимаете… — начал было Михаил Порфирьевич, но тот, окончательно выйдяиз себя, сильно ткнул его кулаком в зубы.

Артем рванулся вперед, но сзади его тут же схватили двесильные руки, и сколько он не старался выкрутиться, все было бесполезно.

Тут произошло непредвиденное. Ванечка, который ростом былчуть не в два раза ниже головореза в черном берете, вдруг ощерился и с животнымрыком ринулся на обидчика. Тот никак не ожидал подобной прыти от убогого, иВанечке удалось вцепиться ему в левую руку и даже ударить его ладонью в грудь.Но через секунду офицер опомнился, отшвырнул Ванечку от себя, отступил назад и,вытянув руку с пистолетом вперед, выстрелил. Выстрел, усиленный эхом пустоготуннеля, ударил по барабанным перепонкам, но Артему показалось, что он всеравно слышит, как тихо всхлипнул Ванечка, садясь на пол. Он еще кренился лицомвниз, держась обеими руками за живот, когда офицер, носком сапога опрокинув егонавзничь, с брезгливым выражением на лице нажал на спусковой крючок еще раз,целясь в голову. — Я вас предупреждал, — холодно бросил он МихаилуПорфирьевичу, который, застыв на месте, с отвалившейся челюстью смотрел наВанечку, издавая грудные хрипящие звуки.